Елена Звездная: Серый [СИ]

Рывок. На ходу, едва опал взметенный снег и стали видны маги, бросил гранату. И сразу упасть, накрыть голову, и вздрогнуть, едва взрыв прогремел над лесом. И снова встать, быстро, не обращая внимания на стрельнувшую в позвоночнике боль и ощущение глухоты. Выхватив нож ринуться к ослепленным взрывом оборотням. Первого зарезал как косулю — перерезал горло. Добивать буду после. Второму волчьим ударом вспорол брюхо, да правая подвела. Пока вынимал нож, третий оклемался. Рев, и человекоподобный стал зверем. Слишком быстро. Зажимаю нож, гляжу в красные глаза и понимаю — все!

Зверь шагнул, сбрасывая клочья одежды. Сейчас должен скрипнуть снег, слышаться утробный рев загрызня, да не слыхать мне. Граната оглушила почитай часа на три. Так и помру в молчании леса, оно, может и к лучшему. А зверь пригнулся, на загривке шерсть дыбом, пасть оскалена… Вот она смерть, в очередной раз в глаза заглядывает. Перехватил нож и понял — даже ударить не смогу. Мороз он ведь как — иной раз и не чувствуешь, а щупальца холода глубоко уже, не вытравить без печи теплой.

Зверь оскалился и прыгнул.

Только и успел, что выставить руку, да захрипеть, едва зубы сжались. Нет, не прокусил, шуба то у меня знатная, сам шил, оттого и грубая, но оборотень руку ломает, все сильнее сжимая челюсти.

Вой, далекий и печальный прорвался в мою личную тишину. И вдруг оборотень отпустил.

А справа серая тень, и еще, и еще.

Волки.

Как крысы порой загрызали неосторожного человека в покинутых городах, так волки сейчас всей стаей набросились на оборотня. И рвали, грызли, гибли под его ударами, но не отступали. И Серый, мой серый, рывком вгрызся в горло оборотня, чтоб отпустить только при последнем вздохе.

И победили, смогли.

Сидя на льду промерзшей реки, я осторожно растирал замерзшие руки. Правую сразу в перчатку сунул, ею едва мог шевелить. Левой взял нож, пошел добивать оборотней. Тут оно как — если голову не отделить, они почитай через сутки восстать могут. Возился долго — оно ведь ножом пилить шею не особо удобно, да еще и левой рукой. Время от времени снова прятал в рукавицу, ждал, пока согреется. Так до сумерек и провозился. А потом, оно ведь и следы скрыть надо.

И я устало поднялся на пригорок. Волки сновали повсюду, да не трогали. Видать свой я для них стал. До ночи брал полярных, тащил на лед, бросал поверх оборотней. Работа нудная, особливо с одной рукой, да делать нечего. И уже не думая о похлебке, что остыла в землянке, шел в лес, находил полярного, волок к реке. Сколько их? Снег скрипел все сильнее, холод проникал с каждым вздохом, а бросить нельзя. Сволок всех на кучу. Наломал кустарников-однолеток. Этот сушняк принимается быстро, да горит недолго. Потому поверх натаскал еще веток.

Когда взошла луна, почитай уже и закончил.

Осторожно поднес к хворосту термит, чиркнул зажигалкой. Газа в ней давно уже нет, но искру дает как полагается. А там уж и свечка термитника занялась. Бросил наверх, и отойдя от занимающегося погребального костра, устало сел на бревно. Оно вмерзло в реку, но сухая часть получше льда али снега будет.

Долго сидел и смотрел на костер. Вот и согрелся. Даже рукавицы снял и протянул левую руку к огню. Правая болела нестерпимо, ну да не до нее сейчас. Горело ярко. Вода от растаявшего снега и льда шипела, но потушить пламя не могла — термит пока не прогорит, ему для горения и кислород не нужен. Так и лед растает, горелые останки провалятся под воду, та вновь замерзнет и следов не останется никаких. Кровь, что красными цветами на снегу реет, снег же и засыплет. У меня ногу на погоду дергает, так что завтра и ожидать метель.

У магов оно как — потерялся отряд, вышлют поисковое заклинание.

То будет искать и найдет, да найдет коли останки есть. А коли и следов не останется, заклинание покружит, покружит и вернется. От острова к нам через Иглово море почитай месяца полтора пути, путь то не близкий. Да и идти можно токмо зимой, по весне да летом ни одно судно не переплывет рифы. Так что только пешком, да только зимой по льдам. А зимы почитай месяц-то и остался. Значит новых можно до следующей зимы не ждать. По весне и перебираться вглубь материка буду.

Треснул лед, загудело пламя, костер, шипя и плюясь, ушел под воду. Термит и под водой горел ярко, осветив лед голубовато-красным пламенем. Красиво. Пора мне. Тяжело поднялся, с трудом зашагал по лесу, скрипя снегом, в реке рвануло, эхом усиливая гул. Ну вот и термит погас.

Устало добрел до брошенной вязанки хвороста. С трудом поднял, и, пошатываясь, пошел в землянку. Путь показался неблизким. Дом встретил холодом и нелюдимостью. На двух оконцах ледяные узоры, вода в чайнике и та коркой льда покрылась. В приполярье оно завсегда так — только огонь погас — холод завоевывает территорию.