Ашира Хаан - Еще одна темная половина [СИ]

— Хорошо… — я тяжело дышу, мне не хватает слишком свежего холодного воздуха. Он тяжелый и темный, не хочет заливаться в горло. В этом нет ни капли вожделения, в этом есть только мучительная потребность — в нем.

Пальцы спускаются все ниже и ниже, по груди, задев соски острыми когтями — я вскрикиваю — по животу, заставляя меня вздрагивать всем телом. Ненавижу холод. Люто ненавижу холод, но внутри холода — Люций, и я принимаю его.

— Расстегни.

Я тянусь онемевшими пальцами и невыносимо долго вожусь с пуговицей на джинсах. Но она поддается, и молния скользит вниз, а вслед за ней скользит холод.

Когда ледяные пальцы касаются влаги у меня между ног, я моментально покрываюсь мурашками и вздрагиваю.

— Мммм… — тянет голос. — Ты только что думала, что ни капли не возбуждена, любовь моя. Тогда что это такое?

И пальцы ныряют дальше, касаясь, проскальзывая, проникая и замораживая все своим холодом. И в тот момент, когда приходит время боли — я сжимаюсь — моего позвоночника касается острый огненный язык.

— Аааааааа! — Это не стон, это больше чем стон, это было бы криком, если бы я могла вдохнуть этот тяжелый воздух вокруг.

— Еще? — Шипит. — Еще! — Соглашается сам с собой.

И внутрь меня проникает холод. А сзади обжигает огонь.

Что-то тяжелое наваливается, прижимая меня животом к столешнице, джинсы сползают вниз, и огонь стекает как горячий воск — ниже, ниже, ниже, пока не встречается со льдом.

Я выгибаюсь в немом крике, упираюсь лбом в зеркало, открытым ртом касаюсь своего рта в отражении, словно желая поцеловать саму себя — или его.

Холод.

Огонь.

Боль.

Кровь. Алые ручейки крови стекают по стенкам раковины, смешиваясь со все еще текущей водой. Кожа на груди и животе саднит от царапин, оставленных его когтями, но внутри меня — все еще страшнее.

Когда он успел стать таким страшным? Я думала, дальше некуда.

— Я — часть тебя, любовь моя… — падает алой капелью на белое. — Это все было в тебе, а теперь и во мне.

Огненное и острое, ледяное и твердое, страшное и вожделенное — это он.

— Повернись!

Я выполняю приказ раньше, чем успеваю задуматься, что теперь я увижу, что позади меня никого нет и это будет страшнее всего, что произошло сегодня. Но…

Когда я успела сойти с ума?

Он здесь.

Мне кажется, что все, что только что было мутным — стало резким. Шум разделился на четкие звуки. Я могу различить каждый голос в баре за дверью туалета. Я слышу разницу в урчании двигателей машин, проезжающих мимо.

Глаза режет яркий свет. Если я сосредоточусь, то смогу пересчитать лапки паука в углу на потолке. Я вижу каждый волосок на своей руке. И они слишком резкие как перешарпленная картинка.

Все мои ощущения вернулись ко мне. Холод на коже — я стою тут совершенно голая. Жар между ног — не выдуманный. Влага на бедрах.

Страх.

Страх.

Страх.

Потому что я ощущаю себя так, будто палочкой чертила по песку звездочки и случайно вызвала дьявола.

Почему-то вспомнила, что американские сообщества за целомудрие зовут клитор devil's doorbell, дверной звонок дьявола.

Я позвонила, и он открыл.

Привет.

— Привет… — шепчут тонкие губы, алмазным блеском сверкают клыки.

Я судорожно вдыхаю.

Люций ухмыляется, проводит руками по моему телу, будто очерчивая границы нового поля для игры, стискивает пальцы на бедрах и резким движением сажает меня на столешницу с раковинами.

Разводит мои бедра в стороны и тут же вклинивается туда, прижимаясь грудью к моей груди.

— Скучала? — пальцы зарываются в мои волосы, фиксируя голову, губы касаются уголка моих губ. — Ждала?

Я касаюсь ладонями его плеч в тонкой белой рубашке. Кажется, она похожа на ту, в которой он ходил убивать Маэстро. Или он вообще был без рубашки? Я не помню. Я не могу проверить, галлюцинация он или реальный.

Его ладонь сжимает мою грудь, сильно, до боли, до сладкой боли принадлежности кому-то сильному, пока пальцы другой руки гладят меня по лицу так нежно и щемяще, что я почти плачу.

Я все еще задыхаюсь, никак не могу восстановить дыхание, и Люций не дает мне это сделать. Пока я смотрю ему в глаза, его пальцы касаются острыми когтями моих сосков, обводя их по кругу, дразня ожиданием боли, но скользя нежно и слишком легко, так что тело начинает просить больше, сильнее, интенсивнее!.. Но он не дает, он проводит уже мягкими подушечками пальцев по нежной коже живота обманчиво медленно и замирает на грани, за несколько мгновений и миллиметров до изнывающего междуножия.