Евгений Шепельский - Схватка

— А к какой из фракций принадлежишь ты, Блоджетт?

— Я старший секретарь Варлойна, ваше сиятельство, и к фракциям я не принадлежу… Я был уже на пенсии, я, можно сказать, нянчил внуков… кхм… — Он сделал паузу, и я понял, что внуки его уже сами имеют внуков, которые имеют внуков, — но вчера Коронный совет вновь призвал меня на работу. И хорошо, что призвал, ибо имперскую пенсию по старости и выслуге лет мне не платят уже третий месяц…

О как! Фракциям понадобился некий нейтральный руководитель секретарского корпуса. Без привязки к какой либо из сил, и при этом дряхлый, не способный плести интриги. Возможно, я могу доверять старику… Возможно.

Я порылся в ящике стола и вытащил один из кошельков, развязал золоченную тесьму. Около двадцати золотых крон и немного серебра. Всего-то… Не сильно ценят архканцлера придворные, если преподносят вместе с золотом жалкое серебро. С другой стороны, это знак: у империи совсем неладно с финансами, даже у приближенных ко двору имеются проблемы…

— Возьми, посмотри — это возместит тебе пенсию за три месяца?

Он дрожащими руками принял кошелек и заглянул в него.

— О, ваше сиятельство… — В уголке его глаза повисла мутная слезинка. — Более чем, более чем!

— Я распоряжусь, чтобы пенсии имперским служащим выплачивали вовремя.

Сказал и сам не поверил. Распорядиться-то я распоряжусь, только деньги где взять? Золотой антилопы у меня нет. И осла, который кладет из-под хвоста золотишко, не имеется.

В прихожей раздался шум, лязг и грохот. Кто-то взрыкивал и виртуозно матерился. Так материться умеют лишь солдаты и полицейские — в моем мире. Не думаю, что в мире Санкструма есть исключения.

Блоджетт кинулся смотреть, а я сграбастал гладиус. Измена? Фракции решили прикончить меня в открытую?

В предбаннике началась суета. Старый секретарь заграждал тщедушным телом двери в мой кабинет, а над ним громадной скалой навис рыжий мужчина. Наконец ему надоело возиться со стариком, он просунул руки ему подмышки, поднял и выдворил обратно в коридор, вошел в кабинет и захлопнул двери. От мужчины пыхало жаром, как от дровяной печи.

— Я Бришер, капитан Алых Крыльев! — прогромыхал он, сверкая докрасна раскаленной бородищей. — Я послан к архканцлеру для переговоров от всех Алых Крыльев Варлойна. Если сегодня мы не получим просроченное жалование, то завтра утром уйдем из казарм в горы Шантрама. Уйдем — навсегда!

Алые Крылья… мой единственный военный актив в Санкструме.

Я не могу его потерять!

Глава третья

Бришер был суров и зычен, как оперный бас. На выпуклой груди его ярко отсвечивала кольчуга. Простые штаны были с пузырями на коленях. Палаш у бедра — в потертых ножнах. Осмелюсь предположить, капитан Алых Крыльев оставил парадную форму в казармах. Визит его, можно сказать, был неофициален. Лет капитану было около пятидесяти, буйная рыжая поросль колосилась не только на подбородке, но и на голове, и даже с любопытством из мясистых ноздрей выглядывала. Широкое, как блин, лицо усыпано веснушками. Интересно, горцы Шантрама все рыжие, как шотландцы?

Пауза. Мы изучаем друг друга. Ноздри капитана раздуваются, как кузнечные мехи, борода трепещет, разве что раскаленными каплями не падает на вздутый паркет.

Я встал, рывком отодвинув стул, и, перегнувшись через столешницу, с улыбкой протянул капитану руку.

— Торнхелл. Аран Торнхелл. Архканцлер.

Он опешил. Явно не ожидал от меня любезности. Не лебезения, прошу заметить, именно любезности. Осторожно принял мою ладонь, стиснул ее железными пальцами в мозолях от рукояти палаша.

Я обошел стол, не размыкая рукопожатия, и хлопнул капитана по плечу. Ушиб руку. Плечо капитана по твердости не уступало базальтовой скале. Пахло от Бришера крепким алкоголем.

— Добро пожаловать, капитан, добро пожаловать! Вы не представляете, как я рад вашему визиту. За весь день — единственное симпатичное, по-настоящему человеческое лицо среди кучи этой придворной… мелкоты… Вы же понимаете?

Он опешил повторно. Вряд ли даже родная мамочка, будучи трезвой, могла бы назвать его лицо симпатичным. Весь его рыкающий, басовый запал мигом растаял, он растерялся, и только смотрел на меня пустыми глазами. А я улыбался — мягко, отечески, как старшему сыну, который вымахал на полголовы выше папочки.

Скрипнула дверь, заглянул Блоджетт. В руках маленький поднос, уставленный тремя чарками. Пить, что ли, предлагает?

— Чернила, господин архканцлер!