Андрей Иванов: Реинкарнация [СИ]

Стас молчал. Молчал, потому что не знал, что сказать. Все это так быстро свалилось на него, что он попросту растерялся. Появление Илии, пропуск в Рай, его искренний жест и столь неоднозначное, по его мнению, распоряжение этим даром…

И Анна… святая? Он оглянулся на девушку.

А та стояла, ничего не понимая, и растерянно смотрела то на него, то на посланца бога. Еще мгновение назад она готова была принять на себя все кары этого мира за совершенный дерзкий поступок, а теперь, теперь когда гроза миновала, лишь растерянно хлопала глазами, — я прощена?!

— Да девочка, — голос Илии был мягок и крепок, — ни что не ценится в этом мире как готовность жертвовать собой ради счастья других. Мы все грешны в той или иной степени, но не каждый из нас находит в себе силы думать не только о себе, но и о других. Особенно, когда это не просто досужие мысли, а тяжкий труд. Ты заслужила свою награду, подойди.

Анна сделала один неуверенный шаг, второй, а потом бросилась перед старцем на колени, — спасибо отче.

— Ну, спасибо говорить ты должна не мне, — все так же спокойно ответил он, — а ему, — и тут он кивнул в сторону управляющего.

— «ЕМУ?!» — Стас едва не выкрикнул эту мысль вслух. Смотря на управляющего, он готов был сейчас бросится на того с кулаками. — «Ему? Этой гниде, что мучила Анну все это время? Ему, кто все это время…» — и тут Стас понял — да, именное ему. Понял со всей отчетливостью пришедшего озарения и понимания того что в действительности произошло. Да это именно управляющего должна была благодарить Анна за свое чудесное спасение, потому что если бы не он…

Ну да, приведи Анна тогда Стаса с бочонком воды, конечно, грешники на руднике были бы ей благодарны. Но не более. И если бы она носила воду понемногу в тех же флягах, тоже были бы благодарны… но стала ли бы она для них святой? НЕТ!

Просто быть добрым и хорошим, когда тебе это ничего не стоит. Но вот так, на пределе сил, на грани, даже за гранью человеческих возможностей идти к цели не ради себя, а ради других… многие ли согласятся на это, многие ли смогут? Она ведь она смогла. И вел ее по этой тропинке именно он — управляющий.

Стас отчетливо вспомнил его слова — «я просто честно выполняю свою работу». Да, увидев возможность на выход из этого страшного мира, он предоставил ее ей. Именно такой — сквозь страдание и боль, через невероятные усилия тела и души, потому что иного попросту не было, и быть не могло. Это Ад, просто так, за красивые глазки и желание помочь, отсюда не выпускают. К желанию тут нужно было приложить нечто большее — душу вывернуть, стать другим. И он дал ей эту возможность, дал, несмотря на презрительные высказывания Стаса, на ненавидящие взгляды окружающий. На ненависть, направленную на него, хотя он делал благое дело. Делал, и молчал не вправе раскрыть свой замысел. И она этой возможностью воспользовалась. Воспользовалась во многом именно благодаря тому, как эта возможность была ей дана — не предложена, не объяснена, ибо тогда это все потеряло бы смысл. Нет, управляющий вывел ее, да и его Стаса на эту возможность через гнев, через отрицание его, управляющего, взглядов. Умный же сукин сын мужик, не зря видать, не просто был адвокатом, а адвокатом хорошим. И сейчас Стасу стало перед ним стыдно. Да он понимал, что на тот момент был прав — так вести себя с девушкой, да еще находящейся в полной твоей власти было свинством. Но вот только теперь он видел, что за всем этим стояло. И не мог не быть благодарным.

— Ну, и сукин же ты сын, — с чувством, но без злобы произнес Стас, делая шаг навстречу управляющему, — ну… спасибо.

— Я не Пушкин, но все равно приятно, — уже без напыщенного безразличия ответил тот, — теперь он улыбался, просто улыбался той открытой улыбкой, что свойственна обычным людям.

Анна тоже посмотрела на управляющего, но вот она похоже еще не понимала, за что должна быть благодарна и почему именно на него указал Илия. — «Ничего — подумал Стас, — еще поймет, времени теперь у нее на это будет много».

Девушка все же кивнула управляющему в знак благодарности. Кивнула робко, возможно не искренне, а потом, встав с колен, повернулась к людям на руднике.

Она смотрела на них, смотрела, чуть смущаясь и словно извиняясь за то, что именно она вот сейчас отправится в Рай, а не кто-то иной. А они вставали на колени, крестили ее, кто-то плакал. Они прощались с ней, с той, кто за эти последние дни сделал их жизнь тут немного лучше. И не тем, что пытался напоить их, нет, тут было иное. Просто в этом жестоком мире, в мире раскаяния и покаяния, нашелся кто-то, кто словно лучик надежды вспыхнул и согрел теплом их покалеченные души. Согрел своей непосредственность, желанием помочь, просто своим существованием и тем желанием добра, что так не хватало им в прошлой, да и этой жизни.