Владислав Бобков - Метаморф

В таких условиях несложно было допустить ошибку. Так, Хирд еле успел отдернуть голову, но копье все же прочертило кровавую полосу на щеке. Гор же с удивлением поднял руку, в которую вцепился зубами один из гоблинов. Тот прямо так и повис, не размыкая челюстей и даже не пытаясь помочь себе руками.

Глаза орка налились кровью. Он с ревом сбросил гоблина вниз, попутно вырвав у того почти все зубы, после чего размазал тельце тяжелыми ботинками по коре. Дальше он сражался, стоя в отвратительной красной жиже.

Гоблинская кровь, как оказалось, была красной.

Но как бы все хорошо не сражались, даже несколько минут столь интенсивного боя изматывают похлеще часовых тренировок в спортзале. Эмоциональное напряжение, адреналин и страх смерти — гремучая смесь, заставляющая человека выкладываться на полную.

Вот только затем приходит откат. Движения становятся все медленнее, а силы стремительно уходят. В глазах же появляется обреченность и желание замереть и ничего не делать.

Да, та же Марта или Гор рубили гоблинов совершенно не напрягаясь. Но вот Хирд с товарищами или Амалрик уставали.

Но был кое-кто еще, кого не коснулось изнеможение.

Безумный Макс был счастлив. Каждый из гоблинов, который рассекался его топором, и каждый из них, кого разрывала его рука, был монстром.

А это значило, что они немного, но отдавали энергию своему убийце. Учитывая же то, что гоблинов было безумно много, Макс и Морф были счастливы. Они буквально купались в поступающей энергии.

Симбионт вкладывал ее буквально во все, даже не думая экономить. Ведь в этом просто не было смысла.

Топор проходит параллельно баррикаде, и один из гоблинов успевает соскочить назад, но два его товарища — нет. Хруст разрубания груди одного и отлетающие ноги второго.

Покалеченная тварь в ужасе. Монстр знает, что даже если он выживет сейчас, его участь решена. Огромный котел для мяса — вот место для калек и смертельно раненых.

Но опустившаяся сверху когтистая рука милосердно уберегла калеку от этой участи. Хлюпнула черепная коробка, обрызгав его товарищей с ног до головы, как из раздавленного тюбика с пастой.

Не прерывая движения, Макс бросил вперед левую руку. Казалось, когтистым пальцам никак не дотянуться до испуганных гоблинов, которые отпрянули на несколько шагов, но это было обманчивым чувством.

Игнорируя любую логику, конечность внезапно изогнулась, растягиваясь, словно самая настоящая змея. Острые когти пробили грудь в неверии хлопающего глазами монстрика, на возвратном же движении полоснули по шее другого, вырвав ему кадык ко всем чертям.

Причем Макс лишь задал цель для своей руки, все остальное сделал Морф.

Осторожность Морфа отступила прочь, дав путь его истинной сущности. Так, прыгнувший на спину гоблин очень пожалел о своем поступке. Десятки вылезших шипов продырявили его во множестве мест, подняв над телом жуткого человека.

Свистнувшая стрела врезалась в маску, отрикошетив куда-то в сторону. Появившийся скол тут же начал зарастать. Секунда — и маска вновь целехонькая.

Благо у симбионта не было недостатка не только в энергии, но и в органическом материале. Осколки костей, волокна мяса и литры крови впитывались в руку, которая невольно превратилась в мясорубку.

Возможно, Макс возмутился бы столь беспардонному гоблиноедству, но прямо сейчас он был готов сам перелезть через баррикаду, чтобы еще сильнее окунуться в эту великолепную резню.

Вся его одежда давным-давно была полностью мокрой из-за крови врагов. Стоял тяжелый дух мертвечины. Такой, который бывает лишь на скотобойне.

Макс не замечал, что Хирда с парнями давно оттеснили и теперь, по факту, он бился в окружении один. Но если бы это было для него проблемой.

Гоблины, вначале радостно лезшие вперед и считавшие, что победа уже рядом, внезапно поняли, что все не так однозначно.

С каждой минутой сражения они все лучше осознавали, что приближение к этому покрытому шипами и кровью чудовищу может означать для них лишь одно — страшную и мучительную смерть.

Особенно сильно их пугал взгляд. Горящие потусторонним золотым пламенем глазницы в костяной маске. При этом в ней не было ни единого признака рта.

Эти глаза не выражали ничего. Ни милосердия и ни сострадания. Даже не было отвращение. Был лишь безграничный и беспощадный голод, для которого они были не больше, чем жалкими мясными рулетами, которые оставалось лишь тем или иным образом вскрыть.