Роман Романович: Пустоши

— Эрик, будь аккуратен! — крикнула субличность.

Да я и сам понимаю, что риск высокий. Тварь ударила без затей, когтистой рукой, но я успел отскочить, почувствовав, как кожу обдало холодом. Скорость выше среднего, как у матерого раба злости. Чувствуется, что тварь ещё не показала всех возможностей, а только начала входить во вкус.

Внезапно включился звук. Я услышал, как десятки людей надрывают глотки. Это чуть не стоило мне жизни. Монстр прыгнул, а я замешкался и его когти коснулись меня. Кувыркнувшись и вскочив, отпрыгнул ещё раз. Тварь останавливаться не собиралась и следовала за мной. Проверил на скорую руку, но крови не было. Задело едва-едва, разорвав одежду, но не тело. А может и кожа выдержала.

Рев невидимой толпы раздражал и отвлекал. Отвлекаться и разбираться, что они там кричат слишком рискованно, но сомневаюсь, что это слова поддержки. Больше походило на рев возбужденной толпы, которая хочет кровавых зрелищ. То есть, чтобы монстр прикончил меня, да пожестче.

Бесит.

— Эрик, спокойнее, — шептала Хол, наблюдая, как я закипаю.

Всё равно бесит. Я тут как пляшущее животное, прыгаю на потеху публике. Рев толпы сменился разочарованным, когда я отпрыгнул ещё раз, а когти прошли мимо.

Ненавижу. Скопил злобу, закрутил её внутри себя и врезал твари по корпусу, поднырнув под когти. Заряд ушёл внутрь чужого тела.

— Если ты пытался запустить бешенство, то исполнение кривое.

— Не мешай, — рыкнул я.

Какого-то вау-эффекта не последовало, зато тварь чуть замедлилась. Больше не боясь когтей, я принялся обрабатывать монстра ногами и руками. Тот оказался крепче, чем обычный человек. Ощущение, будто дерево пинаешь. Больше со злобой экспериментировать не стал. Это умение ещё развивать и развивать, да и спалиться можно. Мало ли, кто за мной наблюдает. Я даже импульсы не применял, боясь выдать себя. Один раз попробовал, убедился, что толку нет и бросил эту затею.

Монстр оказался не так опасен, как я подумал вначале. Да, быстрый, но через минуту боя он замедлился и стал на уровне нижних рейтингов рабов злости. Опасность в другом скрывалась и я догадался, на что рассчитывали те, кто меня сюда запихнул. Скример непрерывно источал ауру злобы, нагонял страх и будь моё возвышение хуже, я бы давно слег.

Но вместо этого вышла рубка, когда я раз за разом пытался сломать тварь и в какой-то момент преуспел. Проломил ему колено, а потом свернул шею. Я не воспринимал это существо, как человека, хоть оно им и было раньше. Поэтому моральных терзаний не испытывал.

— Молодец, — похвалила меня Хол, то ли за победу, то ли за отсутствие чувства вины.

— Это всё или ещё бой будет? — задал я риторический вопрос.

Створки, через которые я вышел, дернулись и разошлись в стороны, отвечая на вопрос. Хоть отдохнуть дадут, уже неплохо.

— А парень не так плох, — подумала Морис. — В его возрасте легко держаться против матерого скримера дорогого стоит. Как минимум он умеет не бояться. Может и не так уж ужасна идея заняться его обучением. Надо только увести его из чужих цепких лап.

Морис взяла со столика бокал и сделал глоток. Ей не надо было поворачиваться, чтобы определить, кто и что делает. Торгаши, как и ожидалось, отправились наводить справки, что за перспективный боец. Сай поморщился. Магиня смерти знали про конфликт его сына с этим мальчишкой и не удивилась бы, если безымянные заплатили, чтобы птенчика прихлопнули. Скример это и должен был сделать. Его бы хватило на любого раба злости, в котором есть малейший страх. А это подавляющее большинство. Практика рабов далека от идеала. После того, как они попадали в секты, обычно ещё требовалось нормальное обучение и нормальные техники, чтобы они стали представлять из себя что-то путное, а не бесполезное мясо.

Интересно, в чем секрет парня? Он и правда настолько бесстрашен или…? Морис вспоминала свою подругу. До женщины доходили слухи, что Эдем пал. А раз мальчишка здесь, значит… Алисия не та женщина, которая оставила бы своё чадо. Нет, Морис допускала, что та могла устроить сыночку веселую жизнь, но не настолько же, чтобы засунуть его в рабы. А значит… Значит подруги больше нет в мире живых.

Морис по этому поводу чувствовала легкую грусть. Магиня смерти была слишком хорошо знакома со своей стихией, чтобы сильно переживать, но сожаление, нет-нет, да проскальзывало. Плохо они тогда разошлись. Эта дура нашла себе чистенького мага и отказалась от веселых денечков, оставив Морис совсем одну. Обида на это давно прошла, но горечь осталась.