Роман Злотников - Дерзкий рейд

— Могу я пригласить Олькюлле к трапезе, — глухо пророкотал Эрик, подойдя со спины. Трой развернулся к нему и улыбнулся.

— Конечно, мой друг. И прекращай ты уже дуться на меня. Не я принимал решение. Все мы — слуги нашего императора и покорны его воле.

Лицо Эрика скривилось в страдальческой гримасе, способной служить олицетворением самому величайшему горю, которое только способен испытывать человек.

— Но ты же мог уговорить его подождать. Мы опоздали всего лишь на две недели! — с явственно ощутимой мукой в голосе простонал он. После чего тяжко вздохнул и продолжил не менее горестно: — Я понимаю, что мне никогда не достичь того, что сделал ты, но я считаю, что заслужил право быть в той битве рядом с Алым герцогом. Секира к секире! И, клянусь, я не отстал бы от тебя более чем наполовину!

Трой внутренне скривился. Ну вот опять снова-здорово… После того как все закончилось, какой-то ушлый тип насчитал в храме и его ближайших окрестностях почти две сотни орков, погибших от ударов, которые был способен нанести только его меч Тайная ветвь. И растрезвонил об этом по всему лагерю. А после того как эта история была дополнена рассказами выживших жертв, из числа тех, кого орки приволокли в храм, о том, что Трой, встав во входных вратах храма Сумрачных сестер, несколько минут, пока к нему не присоединились спустившиеся с хоров остальные бойцы, в одиночку сдерживал орков, не давая им прорваться внутрь, людская молва превратила его просто в мифического героя. Тем более что пара минут его одиночного боя после нескольких пересказов увеличились чуть не до часов, а мелкие подробности насчет того, что большинство зарубленных герцогом Арвендейла орков в момент этого эпического деяния вовсе не свирепо сражались с ним самим, а воя, катались по полу, повергнутые откатом, или тащились к нему, воняя горелой плотью и едва ковыляя после магического удара императора, и потому были не в силах оказать почти никакого сопротивления и вовсе исчезли из пересказов. Так что к тому моменту, когда северяне добрались до Эл-Северина, новая легенда об Алом князе уже цвела и пахла во всем своем великолепии. И куда до нее было песням о, скажем, Трогги Одноглазом, в одиночку повергнувшем Великого вождя орков вместе с его сыном, или о том же Магнуссоне Весельчаке, бившемся аж с пятью орками и сумевшем до своей гибели упокоить аж четверых из них, до сего момента почитаемыми как самые великие воины Севера?

Пять — да тьфу, а пожалте двести! Ну и как тут Эрику было не обидиться?!

— Я же тебе сказал, Эрик, все, что обо мне рассказывают, — неправда! На самом деле…

— Ты убил того шамана, что вел ритуал, развалив его на две половины одним ударом? — пресек Два топора его попытку оправдаться. Трой запнулся, тяжело вздохнул, бросил на Эрика тяжелый взгляд и нехотя кивнул.

— Ну… да. Но, пойми, во-первых, мой меч, Тайная ветвь — режет все, к чему прикоснется, так что дело не в во мне, а в нем, а во-вторых, я падал сверху и прямо на шамана, так что…

Эрик вскинул руку и качнул своей лопатообразной лапищей, показывая, что он еще не закончил.

— Среди тех, кто был в храме, только у тебя одного был двуручный меч, способный резать плоть и доспехи как льняные полотенца?

— Да, но… — Трой на мгновение запнулся, не зная, как же все-таки убедить северянина, что он вовсе не такой легендарный воитель, каким его тут сделали, но ничего путного в голову не пришло, и он обреченно продолжил: — Ну не думаешь же ты, что все, кто был убит двуручным мечом, — на моем счету. В нашем войске не менее двух сотен бойцов имею…

— Тела из храма… то есть то, что от них осталось, были сложены в леднике хозяйственного двора императорского дворца, рядом с кухней, — оборвал его неуклюжее оправдание Два топора, а затем веско припечатал: — Я сам их осматривал!

Трой скрипнул зубами. Ну, вот что ты будешь делать! Ну, как объяснить-то, что он там совершил, нет никакого героизма. Обычная воинская работа. Да он больше напрягался, когда стоял под орочьей атакой в момент первой встречи с Лиддит. Ну, когда она оторвалась от своего эскорта и оказалась одна против целого отряда. Там у него реально дрожали руки и холодело в груди. Вон, даже Лиддит не смог как следует запомнить. Ох, сколько потом мужики над ним из-за этого прикалывались! А здесь…

— Ну, может, и так, но ты пойми, в этом нет никакой особенной доблести. Я же с ними не дрался. Они в этот момент просто катались по полу храма, извиваясь от боли из-за отката, или едва могли стоять на ногах, потому что по ним ударило заклятье императора. Так что в этом нет никакой особенной доблес…