Борис Конофальский - Башмаки на флагах. Том второй. Агнес

«Если епископ говорит, так слушай его — дурного да глупого он еще ни разу не посоветовал».

Также, велел все людям своим хоть как-то защититься и взять всякое иное оружие, кроме их новомодных мечей для костюмов, больше похожих на зубочистки.

Фон Клаузевиц был небогат, и недавно Волков подарил ему отличную бригантину ламбрийской работы. Он ее и надел. Братья Фейлинги тоже красовались в бригантинах, Максимилиан же поддел под колет красивую кольчужку, которую ему давно подарил Волков. А Александр Гроссшвюлле, недолго думая, натянул свою огромную стеганку, а поверх нее еще и свою кирасу. И раз уж сеньор велел вооружиться, и шлем с подшлемником нацепил. А еще взял свою алебарду. Чего уж там мелочиться. Так и поехал, несмотря на шуточки молодых товарищей.

Дороги развезло так, что даже верхом ехали долго. Едва-едва успели в город до закрытия ворот.

Фейлинги уехали к себе, а Волков даже уже и не знал, куда ему поехать. Можно было и у епископа остановиться, и нового родственника можно было визитом порадовать. Купец Кершнер был бы, конечно, рад ему. Но поехал он к племяннице. Купец Кершнер дома хорошего для своего сына и его молодой жены в городе не нашел, поэтому купил несколько домишек, что стояли вместе на хорошей улице. Купил, денег не пожалев, да снес их к дьяволу, а на месте, что освободилось, стал строить хороший дом, из тех, у которых бывают широкие дворы с колодцами, и конюшни, и даже сады. А пока такой дом построен не был, молодые снимали за дорого небольшой, но уютный дом.

Урсула Кершнер и ее муж, хоть и было уже темно, не спали, и встречали кавалера и его людей с большим почтением.

Урсула совсем другая после свадьбы стала. Была серьезна, делала ему книксен, говорила такие фразы, которые в устах ее казались странными:

— Велю вам камин топить сейчас же, ночи еще не теплы. Вы мыться любите, так велю еще и воду подать горячую, а для ноги вашей больной в постель велю грелки класть.

Молодец, она все помнила и знала, что ему нужно. Странно это было, странно, словно тринадцатилетняя девочка играла во взрослую женщину, хозяйку большого дома с полудюжиной слуг.

Впрочем, она уже и была хозяйкой дома, а может вскорости, когда ей и пятнадцати еще не исполнится, так будет уже не только хозяйкой дома, но и матерью семейства.

Он подошел и, пока она еще что-то пыталась сказать, прижал ее голову к своей груди. Крепко прижал и погладил по волосам, а потом, отпустив, спросил:

— Ну, как поживаешь, моя дорогая?

— А вы знаете, дядя, хорошо, — отвечала она. — Хорошо поживаю, муж мой в своем ребячестве бывает часто глуп, но он человек хороший и добрый, я рада, что вы нашли мне такого мужа. Да и мама у нас бывает часто, и тесть со свекровью тоже, и братья Людвига Вольфганга бывают, и нас в гости часто зовут, так что живу я хорошо. Весело.

Кавалер засмеялся и посмотрел на ее мужа, что стоял тут же. Людвиг Вольфганг Кершнер улыбался и, кажется, совсем не злился на жену за то, что она называла его глупым. Волков протянул ему руку для рукопожатия. Молодой человек пожал ее с большим почтением.

— Ну, а что у вас на ужин сегодня? А то я и пообедать не успел нынче.

— Я уже велела накрывать, прошу вас и ваших сопровождающих к столу, — говорила юная и радушная хозяйка дома.

Дел в городе оказалось у него много. Поутру, еще до рассвета, не позавтракав, кавалер поехал к епископу, чтобы успеть поговорить с ним до начала службы в храме. Отца Теодора он встретил на пороге его дома. Старик все еще вел утренние службы сам, несмотря на возраст, и он уже спешил на службу, но по дороге они успели переговорить. Старый поп еще раз повторил все то, что уже писал в письме, но особенно напирал на распрю с графом:

— Уж не думайте, что Малены отступятся, — они медленно шли по еще темным улицам к кафедральному собору, где у епископа должна была быть служба. — Их фамилия всегда была упряма и в средствах неразборчива. И вообще… Я думаю, что лучше бы вам отказаться от вдовьего надела графини. И сделать сие публично.

«Отказаться? Да еще публично? Признать перед всеми свое поражение?»

— Нет, сие невозможно. Я обещал графине добыть ей поместье, — твердо сказал рыцарь. — Не захотят отдать добром, так силой заставлю.

— Силой? — епископ даже остановился. — Да не все же можно решить силой!

— Не все, но этот раздор можно. Приведу людей, возьму его замок и заставлю признать, что поместье принадлежит графине.

— Имейте в виду — наживете себе вечного и кровного врага, такого унижения фамилия вам не простит, да еще и герцог всегда будет на стороне родственников. И знать местная вся тоже, для нее вы вовеки будете чужим. Так и будете жить, лишь на меч опираясь.