Волков поморщился, боль в груди, вроде, и прошла, но до конца так и не отпускала. Он потер лицо и сказал:
— Найдите моего денщика, стол, стулья, вино, еду, какая есть, и фонари — все сюда несите, сейчас уже, наверное, и офицеры подойдут. А после совета пойдете со мной, покажете место, где он дрался.
Рохе досталось крепко, приехал на телеге с ранеными, вся левая рука, от плеча и до кисти, замотана в пропитанную кровью тряпку. Правое ухо сверху наполовину оторвано, борода справа слиплась от черной крови. А из ноги, прямо над деревяшкой, торчал арбалетный болт. Он грузно плюхнулся на стул, кривясь и укладывая поудобнее свою раненую руку, а потом и деревяшку с болтом, но голос у него тверд, словно ни усталости не чувствует он, ни боли.
— А ну, человек, дай-ка вина. И не жадничай, лей побольше.
Гюнтер бежит к нему, дает стакан и наливает вина.
— Не уходи, — говорит ему Игнасио Роха и сразу залпом выпивает вино, протягивает стакан. — А винцо-то дрянь.
— Тебе нужно к лекарям, — произносит Волков, он крутит эфес меча, который так и не спрятал в ножны, туда-сюда, туда-сюда. Глядит на торчащий из ноги старого товарища болт.
— Знаю, но сначала хочу послушать, что вы тут решите, — отвечает капитан стрелков, тут же выпивает второй налитый стакан и говорит Гюнтеру, который хотел отойти от него: — Наливай еще.
— А с рукой у тебя что? И кто тебя так потрепал? — спрашивает полковник.
— Чертовы стрелки, — говорит Скарафаджо, — мы так врезали мужичью, что навалились на Рене… Хорошо им врезали. Так они на том берегу собрали сотню арбалетчиков и полсотни аркебузиров. И эти ублюдки нас и поливали с того берега. А нам, главное, и не спрятаться, не ответить им, мы же пехоту мужицкую тут стреляем. Так и стояли под огнем, пока не стемнело.
— Много потерял людей? — мрачно спрашивает полковник.
— Хилли убит, — как-то уже устало говорит Роха и смотрит на полковника.
А Волков смотрит на него, не отрываясь, он продолжает:
— Он руку поднял… Пуля влетела кирасе в подмышку. Падал парень уже мертвым.
«Увалень, Хилли… Кто еще?»
Волков молчит. Только крутит меч.
— Человек пятнадцать у меня убито. Человек двадцать пять ранено. Вилли принесет точные сводки, — говорит Роха, снова выпивает все вино и тут же орет Гюнтеру. — Эй, чего ты там жмешься, дай, наконец, мне выпить вина.
Волков тоже пьет, от вина, кажется, перестает ломить в груди, боль в левой руке тоже затихает. Они оба молчат.
На носилках усталые солдаты приносят Брюнхвальда из темноты на свет. Капитан-лейтенант бледен, но бодр. Его аккуратно усаживают рядом с костром, почти сразу за ним появляются капитан Рене, ротмистр Хайнквист, у него рассечено лицо, ротмистр Мальмериг, ротмистр Миллер, пришел и молодой Гренер. Он явно волнуется. Сейчас этот мальчишка, по сути, командует всеми оставшимися кавалеристами. Пришел и инженер Шуберт. Последним приходит ротмистр стрелков Вилли. По лицу его Волков понимает, что молодой офицер плакал. Наверное, из-за смерти друга, из-за чего еще же?
Это Волкова почему-то раздражает. Он зло крутит обломок своего меча, уже провертел обломанным клинком в земле круглую дыру.
«Сопляк чертов. Баба».
Пока он злится, Гюнтер черпаком разливает офицерам вино сразу из принесенного бочонка, кувшинами тут уже не отделаться. Проносит перед ними поднос с окороком и хлебом, кто может есть, те берут.
Волков при виде еды морщится, не до окорока ему сейчас, морщится и начинает:
— Из второй роты, я так понимаю, никого не будет.
Офицеры переглядываются, и Брюнхвальд отвечает за всех:
— Видимо, не будет. Думаю, что все погибли. Я так и не видел никого, кто бы из того леска вышел, в который вторую роту загнали.
— А кто видел наших славных арбалетчиков?
— Я видел, как они разбегались, когда на вторую роту наехали кавалеры, — снова говорит капитан-лейтенант.
— И все?
— Все.
— Ясно, нужно проверить, остались ли в обозе их телеги.
Кто-то должен будет это сделать, но кто?
— Боюсь, что я теперь не смогу выполнять роль вашего лейтенанта, — говорит Брюнхвальд, — я пока не могу ходить. Думаю, что больше всех на эту должность подойдет капитан Рене.
— Да, — соглашается Волков. — Капитан Рене, пока капитан Брюнхвальд будет на излечении, прошу вас выполнять обязанности моего лейтенанта.
— Как вам будет угодно, господин полковник, — отвечает Рене, кланяясь, но в его голосе кавалер не слышит ни гордости, ни радости.
«Вот дал Бог родственника».
Читать дальше