Владимир Аренев - Тринадцать ящиков Пандоры [сборник]

— Может, оригинальная Моника работает на ксероксе и засыпает на оборудовании?

Вишневский, как обычно, даже не улыбнулся.

— Живая Моника под нашей тайной охраной. Пока что она ни о чем не знает, хотя это вопрос нескольких дней. Мы проверили ее зубную карту. Все совпадает.

— Это безумно интересно, но у меня есть работа. Мы не могли бы поговорить об этом по телефону?

— Увы, я пока не могу вас выпустить. На куске дерева, который воткнут в ее живот, ваши отпечатки пальцев.

— И это еще не все. Поищите на кухонном ноже, на пиле по металлу и на том большом молотке. И — топор-то вы проверили? Это мой шкаф и мой дом, если вы вдруг забыли. Я думал, в доме вор. Схватил, что было под рукой. — Петр уселся в углу и уперся головой в колени. — Вы не думали, что, если есть несколько Моник Левандовских, может оказаться также и несколько Петров Липинских? И главное: зачем вы мне все это рассказываете?

— Говорил же уже: я верю в вашу невиновность. Вы не убийца, вы — ключ. Как-то вы со всем этим связаны. И я надеюсь, то, что вы в камере, что-нибудь изменит. Если погибнет еще одна — я вас немедленно отпущу.

— Супер! — Петр вскинул голову и добавил с сарказмом. — Жду не дождусь очередного трупа.

Его разбудил скрип петель решетки. Снаружи было светло. Он сел на нарах и протер глаза. Чувствовал дурной привкус во рту и мечтал о зубной пасте.

— Нашли еще одну в деревушке под Миколайками, — проворчал Вишневский. — У вас есть там дача, верно? На этот раз — утонула в озере [19] И неудивительно: Миколайки находятся рядом с такими крупными озерами, как Талты и Миколайское. .

— Мне жаль. Так я свободен?

— Да. Но я рассчитываю на вашу помощь, если появятся… другие.

— И я должен с вами сотрудничать? Вы же можете в любой момент отправить меня за решетку.

— Я просто хочу распутать дело.

— А можете гарантировать, что, если снова найдете труп в моем шкафу, не арестуете меня?

— Не могу.

— Тогда я не скажу вам, когда найду новый труп, лады? — Петр встал и накинул измятый пиджак. — Полагаю, это простое и логичное решение.

— Закон требует от вас сообщать…

— И как мне уважать закон, если закон не уважает меня?!

Вишневский вздохнул и сказал печально:

— Вы знаете, как устроена польская полиция? Это бетон. Из восьми свидетельств о смерти семь вернулись как неверно заполненные. Потому что продублированы личные данные. Я сейчас сражаюсь с одной офисной овцой, которая хочет сообщить о смерти семье. Восьмикратно. Потому что она не может вложить листок в папку, если не отметит там подтверждение идентификации трупа, сделанного кем-то из близких. Не знаю, как поступит мой преемник, — а дело у меня наверняка заберут, — но пока его веду, я буду верить в вашу невиновность и сделаю все, чтобы вас никто не беспокоил.

— Может… — начал архитектор, пойманный врасплох внезапной словоохотливостью полицейского. — Может, я хотя бы пивом вас угощу?

Недалеко был небольшой, пустой уже в эту пору паб. Петр перешел с Вишневским на «ты» и хотел было провести с ним остаток вечера, но тот выпил два пива и заявил, что должен идти. Петр остался в баре один. Паб был идеальным: темный, уютный и не слишком громкий. Петр опорожнил три кружки и сумел пересказать бармену все, что случилось с ним за последние несколько дней.

— И как удрать от этого кошмара? — спросил напоследок.

— Торговый центр, дача… — Бармен покачал головой. — Она появляется там же, где и вы бываете. Может, это неразделенная любовь? Езжайте туда, куда не поехали бы с женщиной. По крайней мере, тогда эти несчастья будут происходить вдалеке от вас.

Розовая неоновая реклама пива тихо гудела над баром.

— Например?

— На Шпицберген. Куда бы вы не взяли женщину. Холодновато для бабы, нет?

— Для меня тоже…

Приглушенный свет и душный, несколько задымленный уже воздух усыпляли Петра. В камере он проспал всего несколько часов — и неспокойным сном. Поэтому сейчас расплатился и вышел.

«Хороший бармен, — подумал, — как психоаналитик: утешает и помогает. Не верит ни единому слову, но, пока клиент при деньгах, это не имеет значения».

Вернулся домой на такси. Львиная доля гардероба уже ни на что не годилась. Окровавленные и порванные тряпки он упаковал в большой полиэтиленовый мешок и вынес на свалку. Принял душ, заглянул на кухню, чтобы выпить кефиру и проглотить мультивитамин, а потом, пошатываясь, направился в спальню. Уснул почти мгновенно.

Моника поцеловала его в щеку и встала с постели. Он слышал, как она идет босиком в ванную и что-то ему говорит. Невнятно пробормотал в ответ и проснулся. За окном начинало темнеть.