Анастасия Никитина: Права и обязанности некроманта [litres]

– Разошлись по местам! – приказал профессор. – Доживите до паузы, когда я уже не буду отвечать за ваши головы, и хоть поубивайте друг друга.

Парни обменялись злобными взглядами, но подчинились. Орлей убрался за последний стол у задней стены, где, кроме него, вообще никто не сидел, а Рой плюхнулся рядом со мной.

– Этот Орлей реально ненормальный, – тут же зашептала мне в ухо Тори, к счастью, гораздо тише, чем раньше. – Не понимаю, как ты могла его целый год терпеть! Его же вообще никто не выносит. Что он от тебя опять хотел?

– Не представляю, – совершенно искренне ответила я, уже предчувствуя, что отвадить доставшихся в наследство ухажеров будет непросто.

– Успокоились, – веско уронил профессор, смерив весь первый стол тяжелым взглядом. – Я понимаю, что близость каникул кружит ваши пустые головы сильнее крепкого вина. Но извольте сделать последнее усилие и все же заставить себя думать. Ректор считает, что именно сейчас вам необходимо представить…

В этот момент дверь снова распахнулась.

– Извините! – В кабинет влетел высокий тонкокостный блондин.

«Извините», брошенное не глядя, больше по привычке, чем по необходимости, пролетело мимо профессора, но парня это совершенно не интересовало. Он оперся на край стола и, картинно перемахнув через столешницу, плюхнулся рядом с Роем.

– Извините, – снова донеслось от двери, едва профессор успел открыть рот.

«Одно и то же слово, а какой контраст», – невольно подумала я, наблюдая, как очередной опоздавший, заметно покраснев под недовольным взглядом преподавателя, скромно пристраивается с краю стола на последнем пустовавшем стуле.

– Если наконец явились все, то я позволю себе продолжить, – с долей сарказма проговорил профессор Леррой. – Думаю, все вы хоть немного задумывались над тем, а чем, собственно, будете заниматься после окончания академии. Прошу прощения, не все, – повысил голос он, уставившись на яростно о чем-то перешептывающихся Роя и опоздавшего блондинчика по имени Альв. – Некоторые почему-то считают, что их призвание – маяться дурью до гробовой доски!

Болтуны не особо впечатлились гневом наставника. Разве что все же заткнулись. А вот я тихо шалела от местных свободных нравов. Попробовал бы кто-то из наших адептов, пусть и первой ступени посвящения, так нагло проигнорировать учителя. Неделю бы ходил на занятия по стеночке. Из лазарета. Внеочередной час самостоятельной работы на учебном кладбище – это, знаете ли, не сахар. Особенно если учесть, что у наших наставников принципы были очень простые: если не слушаешь, значит, все знаешь, а раз знаешь, то вот тебе нежить посолиднее. Действовало безотказно.

Пока я предавалась уже своим собственным воспоминаниям, профессор Леррой закончил монолог о важности выбора будущей профессии и необходимости учитывать при этом не только «хотелки», но и возможности. Судя по его кислому лицу, протокольная речь не доставила удовольствия не только студентам, но и ему самому. С заметным облегчением он взмахнул рукой, сбрасывая тусклую искорку, и перед каждым из нас на стол опустились тонкие брошюрки.

– Все, как обычно, – немного устало проговорил он. – Открываем, тычем кольцом в нужное направление и читаем на следующей странице его описание и требования. Вопросы?

Я открыла книжонку и сразу поняла, что не отдам ее обратно ни за какие коврижки. Это же полное описание магических профессий и, соответственно, вообще легальных и доступных направлений местной магической науки! Студенты вокруг лениво перелистывали страницы, не проявляя особого интереса.

– Если у вас нет вопросов, то я…

Вспомнив, что для того, чтобы прилично задать вопрос наставнику, здесь положено вставать, я вскочила:

– У меня есть вопрос, профессор Леррой. Вы позволите?

Седые брови на морщинистом лице удивленно взлетели вверх, и я поняла, что выбилась из образа. Очень сильно выбилась, судя по тому, что на меня уставились и студенты.

– Разумеется, тиса Мэй.

– Могу я взять это с собой? – Я, наплевав на всеобщее удивление, положила ладонь на брошюрку. – Хотелось бы подумать в более спокойной обстановке. Это же выбор на всю оставшуюся жизнь.

Пафос, который я специально подбавила в конце, оказался совершенно лишним. «И ведь думала же, что идиотская вступительная речь не доставляла ему удовольствия», – раздраженно обругала я себя, глядя, как некоторый интерес, с каким Леррой слушал вопрос, превращается в насмешку.