Майкл Суэнвик - Мать железного дракона

— Эй, милашка, что на тебе надето?

Кейтлин фыркнула. Кролик отменно умел волочиться и славился этим своим умением. После окончания службы он, несомненно, должен был прославиться еще больше.

— Летная куртка.

Кабину тряхнуло от небольшой турбулентности, попа подскочила в кресле, и Кейтлин силой мысли чуть подрегулировала крыло.

— Я про то, что под курткой.

— Форма.

Турбулентность закончилась. Кейтлин пробежалась взглядом по приборам. Все в норме.

— Скажи же мне, что на тебе возмутительное кружевное белье, которое едва прикрывает твои прелести. Черное. Или… нет, погоди-ка! Бесстыдно темно-красное. Черное белье — признак бедного воображения.

— Ты бы со своим воображением держал от меня руки подальше.

Температура двигателя чуть высоковата, но вполне в переделах нормы.

— Увы, мое воображение противится узде. Вырвавшись из стойла, оно перемахнуло через ворота и мчится галопом куда ему вздумается, волоча за собой беспомощного меня — одна нога застряла в стремени, заляпанная грязью голова вся распухла и покрылась шишками и синяками, ведь ее протащили сквозь тернистые изгороди твоего гнева, проволокли по каменистой земле твоего равнодушия. Ты не думай — моего мнения никто и не спрашивает, когда речь заходит о том, стоит ли сходить с ума по твоим упругим…

— Немедленно прекрати! Или я обвиню тебя в домогательствах и сдам следственной комиссии — глазом не успеешь моргнуть.

Высота, направление, скорость — все четко, строго по инструкции с точностью до запятой.

— Повинуюсь малейшей твоей прихоти, — театрально вздохнул Кролик. — Ну что ж, я следующий на посадку. Прощай, холодная красавица, прощай, прощай. — Его голос стих, а с ним пропало и ощущение присутствия.

И как раз вовремя, потому что Кейтлин уже готова была рассмеяться, а поощрять Кролика не хотелось. Тут попробуй засмейся — таким, как он, только того и надо.

В это самое мгновение ее дракон начал выкидывать кренделя. Сначала сбился с ритма один из двигателей — чуть заметно, почти неуловимо. (Но Кейтлин же была пилотом 7708-й, она-то слышала.) Потом она почувствовала, как драконица борется с ее властью. (Но змея подчинялась ее разуму и помыслить не могла вырваться на волю.)

— Ах ты ж мерзкая гадина, — пробормотала Кейтлин. — Что такое в тебя вселилось, во имя Повешенного Бога?

На ответ она не рассчитывала. Драконы никогда не отвечают на вопрос — разве что обратиться к ним напрямую с помощью определенных протоколов, да и то не факт. Они гордые создания, подверженные странным настроениям.

Но, как ни странно, 7708-я заговорила. Голосом низким и задушевным, будто у пласта коренной породы перед землетрясением:

— Меня, драконья сыть, терзают сомнения. Я спрашиваю себя, насколько мудра связавшая нас судьба. Взвешиваю варианты. Раздумываю, не лучше ли разбить оземь эту смертную оболочку, испепелив твою мерзкую плоть и освободив собственный дух, чтобы он смог вернуться в огненные чертоги, из которых его так надолго изгнали. Твоя смерть станет для меня маленьким прощальным подарком, незначительным, но забавным пустячком. Воображаю, как ты будешь вопить от страха до самой земли.

О-го-го.

Во время полета Кейтлин маленькой частицей своего разума всегда оставалась внутри драконьего сознания и чувствовала настроение 7708-й, пребывая наполовину собой, наполовину драконицей. И потому сразу поняла, что внезапный приступ злобы с примесью меланхолии куда как реален и весьма опасен, и устремилась вовнутрь, нащупывая точки управления драконом, утверждая свою власть.

— Ты опять завелась с войной и уничтожением? Впрочем, как и всегда.

— Что толку от учтивости, когда имеешь дело с тебе подобными. Поэтому скажу прямо: ты червь, не более. Это я знала еще до твоего рождения. Но кто же в таком случае я? Я, рожденная, чтобы стать властью предержащей в тех краях, какие ты и вообразить не можешь, — я повинуюсь прихотям оседлавших меня бледных маленьких паразитов. А теперь, выходит, я должна… Фуй! Когда же суждено мне снова очиститься?

В обычных обстоятельствах дракон — лучшая игрушка, какую только девушка может прицепить себе между ног. Кому это было знать, как не Кейтлин, которая провела внутри 7708-й сотни часов. Но когда драконы принимаются себя жалеть, то превращаются в невыносимых нытиков.

— Будет тебе война, — пообещала Кейтлин. — Рано или поздно. На подходе всегда очередная война.

Глубоко во тьме драконьего разума затеплилась искорка веселого изумления.