После того, как сир Джосиб и гости угостились вином, и прошло некоторое время, я и сам его пригубил. И надо сказать, никогда ранее я ничего подобного не пробовал.
В общем, у меня имелся план. Весь пир я пью лишь из этого кубка, не напиваюсь и контролирую, чтобы слуги ничего туда не добавили. Тем более, емкость стоит на видном месте и что-то туда добавить не так уж и просто.
Через некоторое время первоначальное состояние некой скованности и неловкости начало проходить. Гости выпивали и все больше и больше расслаблялись, и вели себя более естественно и свободно.
Я ухаживал за Маргери, восхищался ее красотой и периодически переводил взор на ее грудь. Один из этих взглядов она перехватила и улыбнулась чрезвычайно довольно.
Девушка раскраснелась, много смеялась, но одновременно я замечал в ней и некое опасение. Неужели она и в самом деле еще дева и теперь, вместе с предвкушением первой ночи, немного опасается того, что сопровождает потерю девственности?
Я осмотрел других гостей.
Лорд Варис, человек с округлым, мягким лицом, старающийся казаться добрее, чем был на самом деле, мало ел и совсем не пил. Но зато он внимательно контролировал все, что происходило вокруг. Даю голову на отсечение – он запоминал все, что видели глаза и бережно складывал в хранилище своей памяти. Этот человек в своих просторных одеждах напоминал мне ядовитую змею, внушая на подсознательном уровне опасение и даже страх.
Рядом с ним расположился мейстер Пицель. Судя по их лицам, они оба оказались недовольны своим соседом. Промелькнула мысль, что церемониймейстер усадил их так специально.
Черноволосая, жгучая женщина за одним из столов громко смеялась шуткам Красного Змея. Причем рука Оберина весьма недвусмысленно покоилась на её груди.
Подоспело второе блюдо – паштет из свинины, рубленых яиц и кедровых орехов. За наш стол поставили огромную тарелку и уже оттуда слуги накладывали каждому по куску.
Посчитав, что общее блюдо травить бы не стали, я приказал положить и себе и Маргери.
Сир Эшли Гройл говорил мне, что на пиру будут выступать семь величайших бардов этого мира, сменяя друг друга.
Вот настало время и первого из них – седобородого, с обветренным лицом путешественника Хэмиша Арфиста.
Он провозгласил, что споет лично им сочиненную песню «Скачка лорда Ренли». Как я понимал, эта песня посвящена неудавшемуся мужу Маргери. Сама девушка, при первых строках выпрямилась и внимательно слушала.
С костного трона Владыка Теней
Воззрел на убитого лорда.
Увидел в глазах отраженья страстей,
И память о леди Простора.
– Отныне ты мой! – так Владыка сказал.
Готовься к страданьям и боли.
Ты плохо прожил, ничего не создал.
Достоин ты лютой юдоли!
– Да кто ты такой? – смелый лорд закричал,
Кто дал тебе право такое?
Я славно сражался, друзей привечал,
И дело творил я благое.
Одно лишь меня в этот час тяготит,
Забыл я про преданность лорда!
И юный король меня не простит.
Доколе не выполню долга! {«Скачка лорда Ренли» – одна из песен Вестероса. Впервые была исполнена на свадьбе Джоффри Первого. Известна лишь ее первая строфа. Все остальное – собственное сочинение автора этого фика.}
Пальцы арфиста бегали по струнам высокой арфы. Зал затих. А Хэмиш все пел о том, как лорд Ренли сумел вернуться обратно в мир живых, чтобы насладиться последним поцелуем леди Простора и отомстить врагам Джоффри.
Да уж, автор явно пытается угодить королю. И хотя все очень красиво, а местами так и вовсе трогательно, я что-то сомневаюсь, что на том свете лорд Ренли переживает, как бы ему помочь королю.
Глаза Маргери наполнились влагой и пара слезинок скатилось по щекам.
Песня вышла очень грустной и гости приуныли. Думаю, так было задумано специально. Следующая песня посвящалась долгу и чести, следом Хемиш спел смешную, а под самый конец пришло время балладе о любви и счастье.
Народ погрустил-погрустил, а потом развеселился и разошелся.
Подали следующее блюдо – горячие овсяные лепешки и кукурузные оладьи.
Этим блюдом я также особо не заинтересовался. И вообще, судя по всему, в Вестеросе не знают таких слов, как «правильное питание».
Еда и развлечения начали сменять друг друга с какой-то нереальной скоростью. И все это гости заливали ошеломительным количеством вина.
Сир Джосиб за своим столиком работал, не покладая челюстей. Мне его даже стало немного жалко. Впрочем, глядя на огромный бурдюк, который с весьма большой натяжкой назывался его животом, я понимал, что у чашника с запасом места, куда можно складывать все съестное.
Читать дальше