Елизавета Дворецкая - Дар берегини. Последняя заря [litres]

Пять дней спустя пришли верные вести: лодьи Кольберна показались у города Родня, стоявшего близ устья Роси. Гонцы, сменяясь и меняя коней, за сутки донесли эту весть до Киева, и это означало, что если варягов ничто не задержит, то они будут здесь через два-три дня.

Чтобы сообщить князю эту новость, Свенгельд попросил принять его в избе, поэтому Прекраса тоже все слышала.

– Велишь, отправлю людей по городцам, чтобы высылали своих ратников к Роси, – сказал воевода. – Но ты вот что еще заметь. Оратаи сейчас севом заняты. Гнать их воевать – остаться без хлеба осенью. Да и не можем мы больше позволить кому-то убивать наших людей!

Ингер с досадой втянул воздух, стиснув зубы. Свенгельд был прав, и в этом Ингер сам убедился во время гощения. Пиры вышли невеселые – даже там, где кто-то из ратников вернулся, погибших было больше, и поляне сидели за столами в печальных срядах. Несколько утешенные шелковыми одеждами и дорогими сосудами из Радоведовой добычи, старейшины прямо не обвиняли Ингерав гибели своих сыновей и внуков, но жаловались, что стало некому работать. Поэтому-де и припасли мало, не взыщи. В этот раз Ингер привез после обхода своего племени чуть ли не вдвое меньше, чем Свенгельд – от чужого. Причины этого были всем ясны: древляне не давали ратников в греки и платили дани вдвое больше полян, но этот бедный сбор позорил Ингера в глазах киян. Заставить полян еще раз дать ему ратников? Тогда на будущий год в гощение можно и не ходить… А добиться ратников от земли Деревской за два дня невозможно – это нужен колдун, умеющий вынимать войско из ларца.

– Да и вот еще, – Свенгельд усмехнулся, его серые глаза повеселели. – Если подумать, то убивать Кольберновых людей тоже неумно.

– Так что мне – круги водить [20] Круги водить – то есть хороводы. с ними? – сорвался Ингер. – В зыбке качать их? В уста медовые целовать?

– Если мы сумеем их нанять , это принесет нам куда больше пользы, чем даже если мы одолеем и нам придется их хоронить!

– Нанять? – Ингер вскинул брови.

– А то ж! – Свенгельд положил кулаки на стол. – У нас йотунова прорва людей сгинула! А толку нет! Через два, три, четыре года сызнова надо на греков идти, ляд их бей! А с кем? С бабами и девками? Люди нужны. А у Кольберна их пять сотен. Они греков бивали и добычу брали. Вот что важно. Они сумели греков одолеть и живыми уйти. Нам такие люди нужны.

– Но не сим же летом опять идти…

– А путь они покуда к себе за море идут и там добычей хвастают. Через год-другой позовем – Кольберн назад втрое больше приведет. Где удачей и добычей пахнет, там в хотячих людях [21] Хотячие люди – добровольцы, охотники. нехватки нет.

Ингер опустил глаза. Свенгельд не хотел его оскорбить, но слишком уж очевидно было, у кого имеется удача и добыча, а у кого – одни раны и позор.

– Как мы будем их нанимать? – сказал он чуть погодя. – На какие скоты? Да и пойдут ли они мне служить, когда Кольберн сам хочет в Киеве сесть!

– Надо убедить его, что удачи у нас побольше будет.

Ингер молча вскинул глаза. Вопрос «как?» отражался в них, но губы оставались сомкнуты.

– Надо ему поле предложить, – ответил Свенгельд на этот молча заданный вопрос. – На остров, по-ихнему.

– Поединок?

– Поединок. И кто одолеет, тому Киев.

Прекраса, сидевшая на ларе в углу, тихо охнула.

– Ну у тебя и ставки! – помолчав, хмыкнул Ингер, будто видел в этом только шутку.

– Так и игра идет не на чухню какую, – ответил Свенгельд, и Прекраса недовольно поджала губы от грубости его речи. – О Киеве речь! О столе княжеском! Пошли ему вызов. Я сам съезжу, хочешь? – предложил он, не дав никому даже подумать, что он предлагает другому уж слишком опасное дело. – Встретим его под Киевом, выберем место – на Днепре островов хватает. Сделаем все по уму, как у знатных людей. Свидетелей выберем, условия обсудим, жертвы принесем, клятвы дадим. Ты одолеешь – он и его люди идут к тебе в услужение.

– А он одолеет – сядет здесь? – Ингер через стену показал в ту сторону, где находилась гридница, а в ней княжий стол.

Свенгельд промедлил одно мгновение, будто хотел что-то сказать, но передумал.

– Ты себя раньше времени-то не хорони, – обронил он потом. – Чего бы тебе не одолеть? Ты чай не увечный, меч не вчера в руку взял.

Ингер помолчал, думая. Предлагая вызвать на бой Кольберна, Свенгельд сам уже бросил молодому князю вызов – его отваге, решимости, его искусству воина и вере в свою удачу. Отказом он выгадает немного – выходить в поле все равно придется. И если поляне не захотят давать людей, если они утратили веру в него, что могла бы придать им храбрости и стойкости, поражение станет неизбежным. А с ним – потеря всего: стола, чести, будущего. Он может оправиться от поражения в Греческом царстве, но поражения у порога собственного дома ему не пережить. Поединок, где все будет зависеть только от его собственной удачи и силы, давал больше надежд на успех.