Анатолий Нейтак - Эмиссар - Трансформация [СИ]

— М-да? Летаешь, пищишь — значит, птенчик… ладно, уговорил: птенец! А я буду Хорс Ушан, можно просто танш сарье. Вот, сталбыть, и познакомились!

— Я не…

— Ты да! — внезапно и страшно рявкнул Хорс, а та из удерживающих лент, что на горле пойманного, сжалась настоящей удавкой. Впрочем, спустя бун ослабла до прежнего уровня, а пленитель добавил почти нежно, полушёпотом (отчего Хитоль предобморочно ослабел, едва не опозорившись). — Не бойся , птенец, больно не будет … ага. Как в тот раз. Хех. Хех.

Резко оборвал смешки — совершенно сумасшедшие, как на слух.

И зашагал куда-то.

Расстояние между ним и пойманным при этом не сократилось, потому что продолжение его руки по-прежнему (и без видимых усилий) держало грерод на весу. А сам Хитоль, таким образом, летел невесть куда спиной вперёд. Но задавать вопросы попросту не посмел. Да и не смог бы, пожалуй: горло перехватил, помимо туманной ленты чужих чар, мышечный спазм.

"О раа Рэхлонд, мой анмир лерре! За что прогневался ты, отняв удачу у отпрыска дальних потомков твоих? Милости!"

Но анмир лерре, не приветствующий слабаков, ожидаемо не откликнулся.

Довольно быстро Хорс свернул несколько раз и, остановившись в каком-то уже почти совершеннейшем, скверно освещённом пылесборнике, перегородил коридор за своей спиной плотным магическим барьером. Грерод он поставил перед собой прямо в скопившуюся на полу пыль. Оборачиваться Хитоль не стал. Во-первых, затылком чуял за своей спиной тупик, а во-вторых, до дрожи в коленях боялся отвернуться от этого… Ушана, особенно после того, как тот заставил барьер светиться.

Ну и совсем уж в собственной слабости расписываться не хотел. Хотя кто из них двоих слаб — никаких иллюзий не возникало. Ни у кого.

— Итак. — Новое место, новый тон: сухой, ровный, немного (в самой глубине) скользкий. — Ты — Хитоль Гревен?

— Да.

— Ты являешься учеником некоей Карроз Винаме, родственницы и подопечной мастера Уммариш Винаме?

— Да.

— Чтобы ты немного расслабился, замечу, что относительно этой самой Карроз возник ряд вопросов, тогда как к тебе никаких претензий нет… пока нет. Поэтому я сейчас расспрошу тебя о твоём учителе, а потом мы спокойно распрощаемся. Понял?

— Да! — как грерод ни старался, скрыть облегчения он не смог. И выдохнул по инерции. — А разве сама она…

Умолк, снова обмирая.

— Сама она — что? — мягко спросил Хорс.

— Так за ней около десятой доли марог назад приходили. Танш сарье Смотритель и танш сарье Фарго… Кривоплёт. Лично. И увели куда-то. А когда Кривоплёт спрашивает… или вы…

Хитоль Гревен окончательно сдулся. Но Хорсу, похоже, не было до него дела: он стоял, словно изваяние самого себя, сжав правую руку на каком-то медальоне.

И молчал.

Но юному грерод всё равно было очень страшно. Очень.

Сосед

Поведение Старшего мастера Рептилий могло показаться необъяснимо пассивным, вот только впечатление это оказалось бы ох как обманчиво. И я не пожалел, что держал его в фокусе одного из потоков внимания, так как не пропустил момент, когда три пары рук Великого Нага сошлись с громовым хлопком. Сотворённые при этом чары даже нельзя было назвать особо могучими — ну, по меркам их создателя.

Купол Аркана, защищавшего группу Зарма, они смяли бы, как тонкий картон. Хорошо, что их целью не был этот купол!

И плохо, очень плохо. Ибо Старший мастер достиг своей цели.

А спящая под фортом погибель пробудилась — до срока, не успев набрать полной мощи. Чем-то эффект напоминал о расстреле горных склонов ради досрочного спуска лавины.

Впрочем, даже неполная мощь резидентного проклятия… впечатляла. И ещё как!

Сердца сарье — включая, надо думать, и сердца Погонщиков — замерли в тисках ожившего кошмара. Вся шёрстка на теле Ниллимы, сколько её ни было, во всех местах, дружно встала дыбом. Дыхание пресеклось, Дар магии запульсировал в рваном, неконтролируемом ритме.

…а над полем битвы повеял ветер, ветер незримой смерти. Ритуальное плетение косило молодняк Рептилий тысячами, лишь усиливаясь от каждой новой гибели. Ядовито-жёлтый туман, гонимый призрачным ураганом, втекал в раззявленные пасти, рвал в клочья беззащитные души, всласть пировал на костях уже мёртвых и ещё живых. Магия, воистину равносильная по убойной разрушительности атомному взрыву, не особо разбирала своих и чужих. Слишком сильная, слишком страшная, слишком… голодная. Из восьми мышей, ещё живых в своих клетках, в один или два бун издохло сразу шесть комочков меха — ровно по числу сарье, защищённых Арканом.