Руслан Рубцов - Копатель

— Не испытывай моё терпение, дитя, — толкнул меня в плечо мужчина в церемониальной рясе.

Без слов я взял острый клинок в руку, а затем легонько провёл лезвием по ладони.

— Ну, чего ждёшь?! Мне за тебя всё сделать? — продолжал наседать священнослужитель.

Я промолчал. В любом случае, моё мнение тут никого не волнует.

Вместо ответа протянул руку над пустым листом книги. Взгляд упал на фолиант, которым могли пользоваться лишь избранные священники в Четырёх Святых. Судя по тому, что происходило с детьми до меня, стоит моей крови попасть на страницу, как на том же месте появится некий знак, который будет обозначать ту профессию, что предназначена мне судьбой.

— Что… Что ты натворил?! Покажи своё родимое пятно! — заорал в мою сторону священник.

— Это… Тут такое дело… У меня его нет, — пробормотал я.

— К-как это нет? Не может быть! Я думал, ты всего лишь не пробудил свой дар, а оказалось, что на твоём теле даже нет отметки богов!

Лицо священника искривилось в злости, непонимании и неверии произошедшего.

Самого меня объял страх. Прошло куда больше времени, чем надо, а кровь так и продолжала лежать на поверхности. Не впитывалась. Фолиант будто полностью меня игнорировал.

— Книга судеб на тебя не реагирует, родимого пятна у тебя нет, твой дар за все пятнадцать лет так и не проявился… — священник почесал подбородок и на минуту словно завис.

Стоило мне открыть рот, чтобы что-то сказать, как мужчина в рясе как ни в чём не бывало продолжил:

— В таком случае, от имени Церкви Четырёх Святых, я изгоняю тебя из деревни! Ты первый человек на моей памяти, которого не признала книга судеб. А раз она тебя не признала, то и профессию ты получить не сможешь!

— Стойте! П-погодите. В каком смысле не могу? А как мне тогда зарабатывать деньги? Где теперь жить? Чем питаться?

— Церковь отвечает исключительно за распределение профессии. Если ты не прошёл распределение, в этом нет вины Церкви, — безучастно ответил священник.

— Вы хоть понимаете, что мне уже пятнадцать? Я считаюсь взрослым! Обратно в приют меня не возьмут, а без профессии мне никак не выжить!

— На всё воля богов, — вернув себе невозмутимость, проронил он.

— Какая такая воля? Дайте мне ещё раз пройти это распределение! Может, это ваша Книга судеб ошиблась. Или с ней вообще что-то не так?

— Еретик! Книга судеб не может ошибаться! — отрезал священник. — Не имеет значения, сколько раз ты будешь пытаться пройти распределение. Итог всегда будет один!

Священнослужитель взял у помощника белый платок и протёр листы книги.

— Выведи его отсюда, пока я сам не убил эту тварь! — взгляд слуги бога выглядел угрожающе.

— Освободи место для следующего человека! — сказал мне стоящий рядом послушник.

Человек поспешил выпроводить меня наружу. Он что-то разъяснял, но ничего из этого я уже не слышал. Уши заложило, глаза как в тумане, а едва вышел из церкви, и вовсе не смог сдвинуться с места.

Всего за минуту моё будущее определили за меня. Осталось ли место мне в этом до ужаса несуразном мире? Что мне делать? Кто-нибудь, объясните, что теперь делать?

— Всё кончено… Да чтоб вы все в аду сгорели! Ублюдки! — заорал я во всё горло.

Шок сменился яростью. Позабыв обо всём, я выкрикивал то, что лежало на душе.

— И что теперь прикажете делать? Воровать? Идти охотиться? А где жить? А?

Конечно, я прекрасно понимал, что каждый из вопросов останется без ответа. Но мне надо было выговориться. Успокоиться. Решить, что делать дальше. Но сейчас я был зол на весь мир. Обозлился на так называемых богов за то, что обделили меня даром, который имелся у всех деревенских, кроме меня. Обозлился на равнодушных людей, которое беспрекословно следуют своим идиотским правилам, из-за которых я теперь на всю жизнь остался бесполезным. Но больше всего я злился на самого себя.

Почему я не родился нормальным? Чем они лучше меня? Почему за пятнадцать лет мой дар так и не проявился? Отчего, когда большинство моих сверстников из приюта забирали в приёмные семьи или присваивали им профессии, единственное, что мог сделать я, — это молча наблюдать?

В мире, где у каждого с рождения есть сверхъестественная способность, я единственный, не имеющий таковой. У меня нет дара. И нет родимого пятна, которое подтверждало бы его наличие с самого рождения. А теперь нет и будущего.

Теперь хотя бы знаю, почему одним зимним днём меня оставили на пороге сиротского дома. Кто бы мог знать, что родительскую любовь пересилит фанатичная набожность. Непоколебимая вера в то, что я — проклятое дитя без отметины богов.