Вальтер Моэрс - Лабиринт Мечтающих Книг

Кукла, которая играла в этом аду мою роль, исчезла, накрытая столбом клубящейся пыли. Теперь поднялся второй занавес рядом с площадкой, на которой разыгрывалась та же самая сцена в увеличенном варианте – простой, но очень эффектный сценический трюк! Там можно было увидеть вблизи Мифореза значительно большего размера, отчаянно борющегося с бумажным хламом, из которого повсюду возникали страшные обитатели катакомб. Я сжался в своем кресле и плотнее запахнул накидку.

Будем честны, мои дорогие друзья: каждый, не совсем душевно здоровый, боится насекомых, не так ли? Только совершенно невпечатлительные лесорубы, муравьеды и исследователи пауков не испытывают отвращения к живым существам, имеющим больше четырех ног. Когда в клоаке Негорода пробудились кровососы с бесчисленными щупальцами, шевелящимися ногами и бьющими хоботками, когда они выползли на сцену из горы книг, демонстрируя свои черные блестящие панцири, щелкающие клешни и переливающиеся разными цветами фасеточные глаза, в зале началась настоящая суматоха, хотя это были всего лишь куклы. Дети плакали, матери успокаивали своих перепуганных чад, а их зрелые мужья с визгом поднимались на стулья. Я видел, как крепкого телосложения брюквосчет, рыдая, выскочил из зала! Между тем я бесстрашно сражался на сцене с многочисленными жуками, пауками, сороконожками и уховертками. Я обливался потом! Точно так же было и тогда. Только был еще седовласый гигантский паук, который с тех пор преследовал меня в кошмарных снах.

– Этот эпизод я никогда не смотрю, – призналась мне ужаска, закрывая глаза длинными пальцами. – Скажи мне, когда он закончится.

Сам я целиком отдался этому ужасу, ощущая свою беспомощность и сладострастие одновременно, впитывая его глазами, ноздрями и слухом, полностью погрузившись в происходящее и в воспоминания о прошлом. Это было мучительное, но в то же время очищающее переживание. Музыка теперь приобрела совершенно особое качество. Она больше не представляла собой исполнение какого-либо сочинения, а стала музыкальным сопровождением кошмарного действия – импровизацией грезящего мозга гениального музыканта, пренебрегающего всеми правилами композиции. Я слышал гармонию и диссонанс, которые каждой отдельной нотой воспринимали сущность кошмара, но тем самым придавали ужасу обаяние, которое делало его выносимым. Мурашки бегали по моему телу, но это вызывало приятное и поразительное ощущение. Это напомнило мне детство, когда мой крестный во литературе Данцелот Слоготокарь рассказывал мне истории на ночь. Хотя я лежал в постели, укутавшись одеялом, меня била дрожь, как при ознобе, когда Данцелот грохочущим басом рассказывал мне о сказочных монстрах и о невероятных геройских поступках. Постепенно переходя из мира реальности в империю грез, я продолжал фантазировать, чтобы потом продолжить фантазии в своих снах. Это состояние для меня – воплощение моего детства! Всходы, из которых выросло мое художественное творчество. Мне вспомнилась строка из стихотворения Пэрлы да Гано:

Именно так я ощущал себя теперь: как призрачный посетитель в своей собственной голове. Как спящий во сне, который стал свидетелем своих самых ужасных сновидений. Как часто посещало меня с тех пор страшное воспоминание о море книг Негорода в непродолжительном сне, который мне еще позволялся? Казалось, будто весь театр превратился в мой огромный череп, куда публика могла заглянуть, как в стеклянный колпак. И меня лихорадило вместе с маленькой куклой, которая пробиралась через эти отвратительные нечистоты, хотя я, собственно говоря, знал, что все для нее закончится благополучно. Но как спящий я забыл, что это был сон! Да, все это так меня захватило, что я даже забыл, что я сам был фигурой там, на сцене!

Всеобщий возглас облегчения, стоны и вздохи вырвались у измученных зрителей, когда кукла Мифореза наконец обрела твердую почву под ногами у края сцены. Огромный книжный червь еще раз приподнялся, оглушительно заревел и рухнул с грохотом, похожим на звук сваленного мамонтового дерева. Бряк! Книжная пыль поднялась плотным облаком, и трещащие и шуршащие насекомые исчезли в темноте. Опустился занавес, и музыка смолкла. Аплодисментов на сей раз не было. Я стал бессмысленно отряхивать свою накидку, как будто на ней сидели тараканы.

– Все закончилось, – сказал я с искренним облегчением.