Вальтер Моэрс - Лабиринт Мечтающих Книг

– Это невероятно! – проговорил я, жадно глотая воздух. – Запах как в букинистической лавке Кибитцера!

Ужаска безмолвно тронула рукой мое плечо. Неожиданно вспыхнула свеча, как будто ее зажгла рука демона, и затем из темноты появился странный образ с огромными светящимися глазами. Хахмед бен Кибитцер, почти как в реальной жизни! Если бы его дух появился в нашей ложе, он вряд ли теперь меня напугал бы. У меня чуть было не вырвался пронзительный крик, и я вдруг снова осознал, на чьем стуле сижу! В глазах моих закипели слезы. Я хотел вскочить, но Инацея остановила меня, успокаивающим жестом взяв меня за руку.

Кукла Кибитцера была действительно призрачной, прежде всего, если знать, что она воплощала умершее существо. Ею управляли с помощью тростей облаченные в черные костюмы кукловоды, которых едва ли можно было разглядеть в сумеречном свете и о которых тотчас забывали, как только кукла начинала исполнять роль. Для меня было загадкой, как они подсвечивали изнутри глаза куклы и так блестяще имитировали дрожащий голос Кибитцера, который был отчетливо слышен в каждом уголке театра, как будто он шептал каждому прямо в ухо! Казалось, что он явился с того света, чтобы самому исполнить свою роль. Послышались потрескивание древоточцев в древесине книжных стеллажей и гудение из тройного мозга Кибитцера. Я почувствовал запах заплесневелой бумаги и старой кожи. В зале стояла полная тишина.

Но потом вместо драматической сцены последовал остроумный юмористический диалог между мной и эйдеитом, которого в действительности не было ни в настоящей жизни, ни в моей книге. Но это вообще не играло никакой роли, так как он не только точно отражал суть наших с Кибитцером воинствующих отношений, но и веселил публику. Диалог завершился тем, что Кибитцер выставил меня за дверь своей лавки, что даже у меня вызвало улыбку.

– Это была любимая сцена Кибитцера, – прошептала ужаска, и у меня вновь на глаза навернулись слезы. Но прежде чем я успел предаться умилению, произошла стремительная смена декораций. Занавесы поднимались и опускались, кукла Мифореза блуждала по ночным улицам под музыку, что своими грохочущими фортепьянными аккордами напоминала мне пугающие композиции Игерда Дьлёти, в которых звуки походят на удары ножа. При этом в напоминающей балет инсценировке я встречался с охотниками за книгами и другими сомнительными образами книгородского полусвета и оказывался в самых подозрительных уголках города, для изображения которых использовались грандиозные декорации. Казалось, что они были позаимствованы из картин ужасов Кикорджо де Джори. Наконец кукла выбралась из опасных ночных теней и отправилась в ярко освещенный трактир. Удручающая музыка стихла.

Один из занавесов опустился на сцену, а другой, рядом с ним, поднялся, и мы уже оказались в центре переполненной многочисленными куклами-статистами закусочной. Это был фрагмент из моей книги, в котором я встретился с коварным литературным агентом Клавдио Гарфенштоком и беседовал с ним, что впоследствии привело меня в лапы Фистомефеля Смейка. Хронологически все тогда происходило иначе, но это теперь не имело никакого значения, так как я тем временем без малейшего возражения следил за легкой драматургией.

Роль Гарфенштока исполняла кукла размером в полный человеческий рост, но, так как он сидел за столом, видеть его можно было только до пояса. Аромаорган источал возбуждающие аппетит запахи жареных колбасок и сала, обжаренного хлеба с чесноком и горохового супа, горячего какао и шалфея в растопленном масле. Звон посуды и дребезжание бокалов, оживленные разговоры и веселый смех создавали иллюзию бойко посещаемого заведения. На столе даже стояла марионетка-гном и в нос декламировала жуткое стихотворение – почти так же, как это было тогда.

Помимо пищевых ароматов в воздухе висел выраженный запах леса и дичи, смолы, еловых иголок и щетины кабана. Это был довольно деликатный момент, так как Гарфеншток был кабанчиковым и действительно производил подобный запах. Даже будучи куклой он имел впечатляющую и устрашающую внешность, хоть и с грубоватым шармом. Меня поражало, насколько убедительно смогли привести в соответствие его внешний вид и черты его характера. Гарфеншток спел свою партию уверенным баритоном, что я, правда, находил несколько нелепым и неадекватным для такого злого и коварного чудовища, но музыка была замечательной и напоминала оперетту Оссиджио Роннакки «Кондитер из Железнограда». Поэтому я благосклонно закрыл на это глаза. Либретто в юмористической форме содержало описание сомнительного ремесла Гарфенштока в роли литературного агента: