Максим Далин - Хедера

Если бы я не был пьян бессонной ночью и безумной страстью, это убийство, очевидно, поразило и ужаснуло бы меня. Но вышло иначе: я смотрел на его труп в мокрой траве и почти радовался, мне хотелось хохотать, как Хедера, когда она увидела кровавые розы. Всё по-моему, ха-ха! И пусть этот поборник супружеской верности горит в аду!

Единственное, чего сам я боялся, как адского пламени, — это отвращение или горе Хедеры. У меня ноги подламывались, когда я к ней шёл. Её слёзы ранили бы меня смертельно.

Но Хедера была почти такая же, как всегда. На её безмятежном лице лежала едва заметная тень, но для скорби и даже печали это было слабовато.

— Вы лишили меня опоры, — сказала она. — Очевидно, теперь я погибну.

— Нет! — вырвалось у меня. — Нет, ангел мой! Я могу быть опорой, я! Пожалуйста, пожалуйста, собирайтесь — и уйдём отсюда! Я сам позабочусь о его похоронах! Я пришлю за вашими вещами! Уедем отсюда, умоляю вас!

— Не так быстро, — сказала Хедера. — Есть нечто такое, что я должна забрать сама.

— Но вы поедете?! — заорал я в восторге. — Дорогая, забирайте всё, что сочтёте нужным! Я никогда не причиню вам ни малейшего неудобства!

Лицо Хедеры просветлело. Это было как улыбка, только нежнее.

— Очень хорошо, — сказала она и пошла к стене майорского домишка.

То, что она сделала дальше, выглядело странно, даже безумно, но почему-то очень логично. Хедера опустилась на колени, на землю, влажную от недавнего дождя, не боясь замарать платье, — и голыми руками принялась её разрывать. Я видел, как она выкопала молодой побег плюща. После встала и подошла ко мне, держа его в руках, как держат живую птицу.

Вот в этот-то момент я понял, что она совершила какой-то обряд, быть может, ведьмовской. Что этот плющ — хедера хеликс — не просто тёзка её, но талисман, фетиш, что-то, связанное с ней более глубоко, чем я мог бы себе представить. Но это меня не особенно смутило.

Что, конечно, многое говорит о том, насколько безумен я был в тот момент.

— Я посажу его возле вашего дома, — сказала Хедера. — Он укоренится, и всё будет в порядке.

Уже в экипаже я целовал её руки, держащие побег, руки, испачканные землёй, — и она не отстранялась больше. У замковой стены я сам вырыл руками ямку. Это было непросто: там росла трава, дёрн еле-еле поддался, я драл его с остервенением, помог себе тростью и какой-то палкой, но это того стоило. Едва я закончил, цепкие, сильные и нежные руки Хедеры обвились вокруг моей шеи. Её дыхание пахло дождём и зеленью. Её поцелуй лишил меня остатков здравого рассудка.

Перед поединком с майором я ещё мог думать, что Хедера станет всего лишь моей любовницей. После первой же ночи, проведённой с ней, я понял, что женюсь на ней. Хотя бы для того, чтобы она не вздумала куда-нибудь уйти — и чтобы иметь законное право гонять от неё любого гада, такого же сумасшедшего, как я сам.

Спать с ней было всё равно, что спать с весной.

Хедера обвивала меня, как плющ, в ней были цепкость и странная, словно бы пассивная, но неодолимая страстность. Её тело было прохладным, но соитие — неожиданно жарким. Она пахла водой и зелёной листвой. Меня очаровывала её упругая, безжалостная, неженская сила. Я понимал, что, очевидно, не смогу насытиться ею никогда.

Я представил её отцу. Хедера была одета в роскошный туалет из полосатого зелёного шёлка, украшенного листьями плюща, её красота сияла, как фонарь на маяке в ночи.

— Это моя невеста, — сказал я.

Отец вздохнул и с трудом отвёл глаза.

— Я не уверен, — сказал он. — Понимаю, но не уверен.

Вот такое получилось условное, неявное благословение. И свадьбу мы справили поспешно и неслышно, абсолютно ненормально — если знать, что я единственный наследник древнего рода и громадных земельных угодий. Хедера венчалась в зелёном и ни дня не носила траур. Меня это не смущало, на остальных мне было наплевать.

В городе о нас чудовищно злословили. Мужчины были без ума от Хедеры, но женщины ненавидели её яростно. О ней говорили, что она солдатская шлюха, безжалостная и бессердечная тварь, прыгнувшая в постель к любовнику прямо от неостывшей могилы мужа. О ней говорили, что она ведьма, что она стара, как смертный грех, а молодость поддерживает кровью умерших младенцев. О ней говорили, что она меня заколдовала.

Последнее, в сущности, было правдой. Но для меня это не имело значения.

Горожанки ещё не знали некоторых пикантных деталей. К примеру: Хедера никогда не ела. Я пытался угощать её, но она неизменно отказывалась, говоря, что у неё нет аппетита. Она любила сладкий чай, пила бульон, даже вино, но не съела ни кусочка пищи. Только пару раз мне удалось скормить ей несколько ложек супа-пюре из овощей, что не меняло общей картины.