Андрей Мартьянов - Тень Императора

- Дурни и те и другие, - жестко сказала Аль-Чориль. - Однажды мне попался такой вот хитрец, уверявший, что его мазь защищает лучше любого щита. Я велела намазать его ею, а потом несколько раз ткнула мечом ему в живот. Негоже считать своих ближних глупцами, и тот, кто наживается на чужой дурости, рано или поздно бывает за это наказан.

Они остановились перед навесом, принадлежавшим торговцу амулетами, и Эврих, дабы не глядеть на Ильяс, склонился над россыпью безделушек. Здесь были крохотные фигурки богов, отлитые из меди и вырезанные из яшмы, нефрита или оникса; просверленные зубы крокодила и акулы; ожерелья, в которых бусы перемежались когтями волков и львов; маленькие мраморные фаллосы и зашитые в треугольные кожаные мешочки изречения из священных книг, которые должны были оберегать владельцев от всяческих напастей.

- Скажи, любезный, почему, обладая таким количеством могущественных амулетов, ты до сих пор не стал мужем какой-нибудь богатой форани или купчихи? - обратилась Ильяс к длиннолицему торговцу, взиравшему на царящую вокруг суету с усталым равнодушием много повидавшего и во многом разочаровавшегося человека.

- Едят ли мясо дети мясника? Ходит ли торговец тканями в шитой золотом парче? Я продаю то, чем не владею, то, что доверяют мне продавать жрецы и угодные Богам чохыши.

- Сколько стоит этот птицеголовый? А счастливая обезьянка?.. - спросил Эврих, видя, что Ильяс собирается задать торговцу ещё не один каверзный вопрос. - Вай-ваг! Они что, золотые? Сколько же ты просишь за эти вот кожаные мешочки?

- Сколько дашь, - неожиданно ответил длиннолицый и слабо усмехнулся, заметив изумление на лице покупателя.

- А какова цена? - переспросил Эврих, подозревая, что неправильно понял ответ торговца.

- Определенной цены нет. Чем больше заплачено за амулет, тем дольше и лучше он служит. Все в твоих руках, почтеннейший.

- Ловко! - восхитилась Ильяс. - Прежде я с таким не сталкивалась. - Так ты что же, готов уступить такой вот амулет за пару чогов?

- Почему нет? Бери. Но в таком случае тебе лучше бросить свои медяки в миску нищего. Для тебя пользы будет столько же, а он сумеет пообедать. Скупость при подобной сделке равна мотовству.

- Твоя правда, за пару чогов счастья не купить, - согласилась Ильяс, отходя от навеса и чуть слышно, так, что её не услышал даже Эврих, добавила: - Беда в том, что его не купишь и за цванги.

Раньше ей нравилась молитва, начинавшаяся словами: "О, Тахмаанг, пошли мне достойных врагов и красивую распрю!" Но чем старше она становилась, тем ясней понимала, что отомстить недругу - значит всего лишь отдать долг, а отдача долга, пусть даже самого большого и важного, едва ли может быть целью жизни. Будет ли она счастлива, отыскав Ульчи и посадив его на трон свергнутого и обезглавленного Кешо? Прежде она не задумывалась над этим, однако Эврих любил заглянуть вперед и, наверное, был по-своему прав, вопреки утверждению, что не надобно ставить арбу впереди лошади. Ах, если бы он согласился принять участие в мятеже! Он был бы подходящим наставником для её сына...

- Ильяс... - Тревога, прозвучавшая в голосе ар-ранта, заставила её напрячься и быстро оглянуться по сторонам. - Аджам! В двадцати шагах справа. А с ним трое конников...

- Вижу, не слепая! Сворачиваем за пестрой палаткой. Только не вздумай бежать!

- Куда тут убежишь? - проворчал Эврих, прикидывая, что ежели Газахларов телохранитель их узнал, то до Скобяной улицы им никак не добраться. Стоит ему только крикнуть...

- Козлятина с рисом! Медовые лепешки! Теплые лепешки и лучшее пальмовое вино! - завопил стоящий у пестрой палатки зазывала, и Эврих понял, что уж теперь-то привлеченный пронзительными криками Аджам наверняка их узнает. Он с Хамданом уже видел когда-то, как аррант красил волосы и лицо, и халат ремесленника не введет его в заблуждение. Если бы проходы между торговыми рядами не заполняли покупатели и зеваки, у них бы ещё был шанс...

- Финики сладкие, ароматные! Барашек жареный, нежный, сочный, к нему соус луковый и чесночный!

Каждое мгновение Эврих ожидал криков "Держи! Хватай! По приказу императора!". На плечи навалился страшный груз отчаяния. Как мог он поступить так опрометчиво? Зачем взял с собой Ильяс? Почему отказался от кванге, которое Тартунг уговаривал его взять с собой?..

Он заставил себя не пригибаться, не ускорять шага, памятуя, что, когда человек ведет себя осторожно, это обязательно замечают, а заметив, поднимают тревогу. Если же он ведет себя уверенно, не привлекая к себе внимания, о нем тотчас же забывают. Забудут и его, если только Аджам не кинется ему вдогон с криком "Держи! Хватай!".