Жаклин Кэри - Стрела Кушиэля. Битва за трон

– Ты сделала для него все, что могла, девочка, – по-доброму сказал Кнуд. – Он выживет, если не станет больше дразнить Селига. Этот парень намного сильнее, чем выглядит. На моей памяти никто еще не пережил гюнтеровой псарни. Хотя на моей памяти туда, кроме твоего вояки, никого и не сажали. – Он усмехнулся собственной шутке. Возможно, для Кнуда она и была смешной, но я расплакалась. С неуклюжей нежностью он обнял меня и погладил по спине, сердито зыркая на наблюдавших за нами скальдов.

Когда я немного успокоилась, он повел меня дальше – повел прощаться с теми немногими людьми, которые отнеслись ко мне с толикой тепла в этой смертельно студеной, враждебной и беспощадной стране.

Прощаясь со скальдами из селения Гюнтера, я испытывала неловкость. И не только из-за нападения по дороге к ним, но и потому, что накануне все они единодушно объявили моему народу войну. Поскольку ничего изменить я не могла, пришлось делать хорошую мину при плохой игре. Харальд Безбородый – чья борода уже начала пробиваться, а значит, вскоре ему понадобится новое прозвище – должен был остаться в распоряжении Вальдемара Селига как лучший из наездников Гюнтера, и я надеялась, что Харальд, прежде не скупившийся на добрые слова обо мне, и здесь послужит мне на пользу.

Когда мы с Хедвиг обнялись и вместе поплакали, мне не потребовалось притворяться, будто я опечалена их отъездом, – в тот бедственный день меня печалило многое, почти все.

– Если Гюнтер сделает тебе предложение в четвертый раз, – шепнула я Хедвиг, – не отказывай ему. Он питает к тебе самые нежные чувства, несмотря на всю свою показную грубость, и вы с ним слишком хорошо подходите друг другу, чтобы размениваться на тех, к кому еще придется притираться. И если он все-таки выучился от меня паре-тройке способов доставить женщине удовольствие, зажги от моего имени огонек для Фрейи. – Я уже немного изучила пантеон скальдийских богов и решила, что эта богиня по своей природе ближе всех к Наамах.

Хедвиг кивнула и, шмыгнув носом, отвернулась.

Потом Кнуд проводил меня в большой чертог, прихрамывая после ударов, которые он снес, заступившись за меня, и на прощание поцеловал мне руку, выбрав место, где нас не видели тенны Селига. Не настолько осторожная, я взяла лицо Кнуда в ладони и поцеловала его в лоб, про себя молясь Элуа, чтобы этот скальд вернулся с грядущей войны целым и невредимым. Благословенный Элуа, читающий в сердцах, не мог меня не понять. «Люби по воле своей», – думала я, глядя, как Кнуд поспешно хромает в сторону лагеря с сияющей улыбкой на невзрачном лице. Иешуа бен Иосиф, от чьей крови родился Элуа, просил своих последователей возлюбить их врагов – в тот день я отчасти поняла, что он имел в виду.

Но для меня было немыслимо возлюбить их всех.

Жослен нигде не показывался. Я осмелилась спросить о нем Вальдемара Селига, вернувшегося вечером усталым после трудного дня. Он коротко ответил, что Жослен в безопасности, не оставив мне иного выбора, кроме как поверить ему на слово.

Только спустя трое суток я снова услышала о кассилианце, и за это время мне стало совершенно ясно, что в селении Селига меня не приняли и не примут. Его тенны неустанно следили за мной с похотью и презрением во взглядах, женщины же откровенно меня ненавидели, и ни те, ни другие даже не пытались скрывать свои чувства, не стесняясь присутствия самого Селига. Только дети поначалу относились ко мне как к своей. Вспомнив способ, которым Алкуин очаровал малышей в Перринвольде, я заплела нескольким косы, перевязав их, правда, не лентами, а обрывками веревок и шкур. Ребятишки пришли в восторг – всем детям нравится, когда им уделяют внимание, – но потом я увидела, как женщины, злобно на меня косясь, быстро распустили те косы под шумные протесты своих отпрысков, и больше уже не тратила силы на то, чтобы расположить к себе местных варваров.

Селиг все это наблюдал, но не хотел понять, почему его люди так меня невзлюбили. Возможно, он пытался смягчить всеобщую враждебность, когда делал комплименты моей внешности или умению прислуживать, но скальды расценивали его похвалы как возвеличивание меня над ними, и от этого их ненависть только крепла.

А еще Вальдемар старался держать меня поблизости от себя, что тоже накаляло обстановку. Я очень обрадовалась, когда он поручил мне хотя бы приблизительно воссоздать скальдийский алфавит Дидимуса Понта. Это занятие позволяло мне длительное время отсиживаться в королевских покоях вдали от злобных взглядов. Иногда Селиг привлекал меня, чтобы вместе поработать над картами Земли Ангелов, исправляя и уточняя их, насколько было возможно. Признаюсь, что при каждом удобном случае я изобретательно лгала и горжусь этим, поскольку сбить с толку противника – тоже способ защитить мою родину. Но когда Вальдемар попросил меня обучить его ангелийскому языку, я не осмелилась водить его за нос. Если бы он узнал об ошибках в картах, то мог бы списать их на мое невежество, но по части владения родным языком подобного оправдания у меня не имелось.