Anid - Отступники (СИ)

К столь необычному и полезному занятию Змея, как не странно приучили монахи. За что наемник был им премного благодарен.

Чуть позже, продолжая купаться в лучах восходящего солнца, Евлампий достал этюдник, осмотрел подрамник, проверяя, как натянут холст. Следом пришел черед кистям и краскам.

Возможно, рисование было единственным умением наемника, которое не могло явно причинить боль или страдание. Простительная слабость сурового убийцы.

Евлампий любил и умел рисовать. Самоучкой он овладел необходимыми приемами рисования еще во времена своей бурной молодости. Много позже он всегда жалел, что ни времени, ни возможности выучиться дальше ему так и не представились.

Но и этого оказалось достаточно, что бы произвести сильное впечатление в этом мире. Два купола монастырского храма были расписаны рукой наемника.

Потолок знаменитого серебряного зала, гордость отца настоятеля, тоже был создан трудами Евлампия.

А в личных покоях аббата стояли уж совсем богохульные картины, изображающие городскую жизнь Мельна: «Торги», «Прибытие галеры».

Он проработал весь рассвет. Лик огромного солнечного круга встающего из-за линии горизонта и бросающего огненные лучи на голые скалы вдохновлял наемника. Прочь уходили усталость и боль. И даже сжигающая душу всепоглощающая жажда убийства становилась глуше и незаметней. Почувствовав, что на сегодня достаточно, Евлампий, удовлетворенный проделанной работой, убрал набросок. И следом вновь переоделся, облачившись в простую хламиду послушника. Его ждала тренировка.

Настоятель много раз пытался упросить «Змея» взять ученика, но все без толку. Для себя, Евлампий давно решил, что все его знания и опыт убийцы умрут вместе с ним. Тот груз, что лежал на душе, должен кануть вместе с его бренным телом, а не распространяться подобно пожару по этой планете.

Первый час Евлампий разогревал себя, ожесточенно выгоняя лишние калории и развеивая накопившуюся усталость. Затем следовали легкие разминочные упражнения. Легкие, разумеется только для Евлампия. Обычный человек был способен выполнить их только на пределе собственных возможностей, а для него это была просто разминка. Сложнейшие боевые комплексы, включающие силу, реакцию и выносливость на максимум следовали на третий час тренировки. И только затем темп занятий шел на спад. В финале были обязательны водные процедуры и растирание.

И так каждый день. Тренировки были жизненно необходимы. Без привычных нагрузок усиленные мышцы слабели. А при отсутствие необходимых тренажеров и гидромассажных ванн, поддерживать тело в оптимальном режиме можно было только истязая себя каждый день по три четыре часа, не забывая и о еде. Плата за совершенное тело включала в себя и практически полное отсутствие сна и изломанную психику.

Ровно в восемь, когда колокола храма звонко призывали к утренней службе, Евлампий не торопясь принялся переоблачаться. Сегодня из оружия он ограничился только коротким мечом, своим знаменитым изогнутым в две дуги ножом и стилетом, засунутым в сапог. Плотная полотняная рубаха, кожаная жилетка и кожаные брюки довершали наряд. Железа на себя Евлампий решил не навешивать. Из города выходить он не собирался. А мотаться по пыльным и жарким улицами Мельна в кольчуге — увольте.

Но выйти за ворота монастыря наемник не успел. Давешний монашек вновь перехватил его. Только теперь это было приглашение на обед от настоятеля. При этом Мнишек корчил жуткие рожи и отчаянно жестикулировал руками, взахлеб рассказывая о прибытии важного гостя с личным посланием самого Патриарха. За пару минут разговора, Евлампий узнал все подробности прибытия папского легата в Мельн. Скоростная галера его святейшества бросила якорь у монастырского пирса еще на рассвете.

Вдруг что-то недоброе кольнуло наемнику в спину. От удивления Евлампий чуть было не обернулся. Лишь выучка профессионального диверсанта позволила ему справится с эмоциями.

К таким взглядам он привык. И чувствовал их на раз. Взгляд особых наблюдателей, топтунов, умеющих быть практически не видимыми. Наружка, выдающая себя лишь слишком высокой концентрацией на ведомом субъекте, что неизбежно сказывалось на информационном психополе, фоне. Но почувствовать такое в Мельне? Вряд ли в городе кто-либо вообще слышал такое слово — топтун.

Для очистки совести Евлампий решил провериться, потратив на это целый час. Ощущения были странными. Действительно никаких следов наружного наблюдения он не обнаружил. Но где-то на уровне глубинных инстинктов не было привычного равновесия. Информационный фон буквально замер. Словно перед бурей.