Евгений Шепельский - Пропаданец

– Нет, госпожа Нэйта… Отречься? Нет-нет… Я назначен вас охранять и буду это делать, пока мы не… Мы будем сражаться, но шансы наши невелики. В команде капитана Заррага такие рохли!..

– Идите, лейтенант. – Она пыталась сохранить бесстрастность, но губы ее предательски дрожали (от страха или от тошноты, не знаю – она страдала сильной морской болезнью). – Вы нужны на палубе, а здесь… Обо мне позаботится Рик.

– Клянусь Ахарром! – Я не находил слов (примерно так же, как в той ситуации с владелицей борделя я не мог найти денег в своих карманах, хотя и делал честное лицо и бормотал: «Клянусь, они тут были!»). Услышал, как всхлипнула Мамаша Тэль… Карух лежал на ковре, закрыв лицо руками. Франног теребил свою бороду с потерянным видом, и напоминал Хоттабыча – вот сейчас дернет волосок, скажет свое «Трах-тибидох» и наворотит чудес и див, после которых пиратская галера развеется дымом. Рик был бледен, как смерть. – Драхл побери… Я мог бы поджечь «Выстрел» и под завесой дыма посадить вас в лодку, но эти твари слишком близко. Вас бы заметили… Даже с умелыми гребцами вы бы не ушли далеко…

– Рикер позаботится обо мне, – повторила Нэйта. Внезапно ее глаза затуманили слезы, она резко повернулась и уткнулась в грудь Мамаши Тэль, которая рыдала в открытую и, я был уверен, страдала не за себя.

– Иди, солдат, – услышал я голос Рика. – Сестра верно сказала – захвати на тот свет побольше ублюдков. Иди, и… удачи.

Он склонился над сестрой, высвободил ее из объятий Мамаши, прижал к себе крепко, так, что пальцы побелели. Лицо бледное и сосредоточенное, и объятия, как бы вам сказать – ну, в общем, если бы я не знал, что Рикер и Нэйта – родичи, я бы решил, что они любовники на самом пике своего романа. Это на пике режут вены и совершают прочие глупости, о которых затем, если посчастливится уцелеть, рассказывают со стыдом.

– Спасибо, метатель ножей, – буркнул я. – Береги… сестрицу!

Рикер зыркнул на меня ой как недобро.

– Молчи и делай то, для чего был нанят!

Грозный малый, м-да… Я уже боюсь.

Напоследок обведя всех взглядом, я направился к выходу, но оказалось, что Франног опередил меня. Старый мудрец уже распахивал дверь, бормоча:

– Вот что значит доверить дите непроверенному человеку! Заскорузлый солдатище!.. Ах ты, не могли найти чего получше! Иди уже, иди, – это он мне. – Я за тобой. Охота мне на этих меркхарцев поглазеть. Может, чем и пособлю. Ах ты!.. – Это было сказано уже в спину, когда я беспардонно оттер мудреца в сторонку и шагнул на палубу. Даже на пороге смерти тесное общение с Франногом меня не прельщало.

Моя теория состоит в том, что девяносто процентов людей безотносительно пола, возраста и вероисповедания – мерзавцы и идиоты. Так легче жить, когда видишь перед собой человека, недостойного сочувствия. Вы можете сказать, что жестокая реальность этого мира меня исковеркала, и это будет неправдой. Реальность любого мира жестока. Просто эта жестокость рядится в разные, и порой не настолько явные, как здесь, одежды.

К несчастью, попадаются на пути люди, которые не являются ни мерзавцами, ни идиотами, и тогда я испытываю растерянность, потому что атрофированная совесть начинает шевелиться и проситься наружу, как тухлое вино.

Люди типа Нэйты или мудреца Франнога, малость блаженного, однако при этом очень неглупого старикашки, именно таковы. И какой бы циничной сволочью я ни был, при взгляде на них во мне пробуждается… человек.

Впрочем, я быстро заталкиваю его обратно, в темные глубины своего «я».

С безоблачного неба ухмылялось оранжевое, как спелый апельсин, яркое, жаркое солнце. Я подумал, что обрадовался бы сейчас самому страшному урагану. Тот хоть оставляет надежду уцелеть.

Галера настигала… Истошные вопли пиратов перекрывали надсадное «Дум! Дум! Дум! Дум!» барабана, задававшего ритм гребцам. В руках многих пиратов были дальнобойные луки – опасная игрушка в штиль.

– Быстрей, сучьи морды, живее! – надрывался боцман Зенко, щедро раздавая тумаки матросам. Те ковырялись в груде ржавого лома, вытряхнутого на палубу из сундуков капитана. Окинув глазом эту внушительную коллекцию антиквариата, я присвистнул: чего только Зарраг в нее не сволок, похоже, в каждом порту шастал по барахолкам, а может, купил эту дрянь сразу, оптом. Пробитые кирасы, помятые шлемы, драные кольчуги, ржавые клинки всех форм и размеров – от сирленского прямого меча до зандарийского ятагана. Несколько топоров, которыми только дрова рубить, пара тесаков, старинная секира… Сам боцман, лысый, с внешностью вышибалы портового борделя, уже экипировался, проявив недюжинную сноровку. У пояса короткий тяжелый меч, на теле – кожаная рубаха с железными бляхами. Похоже, по части абордажных боев он был дока.