Пол Томпсон - Убежище

Гилтас снова поднес чашку к губам. Его рука дрожала. Раздраженным этим, он быстро осушил чашу. Нектар был молодым и невыдержанным, и отдавал горечью. Невозможно было сделать хорошее вино в безудержном бегстве. Нектару, как и нации, нужна была стабильность, чтобы полностью раскрыть потенциал.

Он налил еще. Нужно было уметь обходиться тем, что имеешь. Он снова осушил чашу, откинулся в кресле и закрыл глаза.

Мир перевернулся с ног на голову. Мерзкие гоблины рыскают по Квалиносту, грабя лесные переулки города Кит-Канана. Великое множество буйных минотавров заселили хрустальные залы Сильваноста. Громадные уроды едва протискивались сквозь типичные эльфийские дверные проемы — что им толку со всего города? Только подумать, что в таких грубых руках два образца изящности, культуры и цивилизованности! Видения в его голове — а может невыдержанное вино — вызвали у Гилтаса приступ тошноты. Закашлявшись, он подавил его.

Он обругал себя за то, что попал в ту ловушку, полагая, что места образуют нацию. Города и башни, сады и храмы были всего лишь недвижимостью. Настоящую ценность имела жизнь и то, что ее обеспечивает: пища, вода, простой кров. Нужно обеспечить эти предметы первой необходимости, если эльфийской расе суждено было выжить.

И его народ непременно выживет. В этом Гилтас был непреклонен. Все иное было суетой.

Гилтас вывел свой народ из поглотившего Квалиност кошмара, провел по Пыльным Равнинам, к мнимому убежищу в Кхуре. Судьба передала ему в руки трон Сильванести, когда его кузен Портиос, Беседующий со Звездами, исчез. Сын и наследник Портиоса, Сильванеш, погиб в конце войны. Королева-мать Эльхана, оплакивая смерть своего сына, отправилась на безнадежные поиски Портиоса. Прежде, чем уйти, она отдала в руки Гилтаса корону Сильванести.

Катастрофа исхода привела к величайшим событиям в жизни Гилтаса, в жизни любого эльфа: объединению двух королевств, разделенных со времен Братоубийственных Войн. Эльхана, сильванестийка, и Портиос, квалинестиец, надеялись, что их брачный союз воссоединит обе нации. Вместо этого, они еще сильнее разошлись. Теперь же, вопреки всему, две нации снова были одной, объединенной личностью Гилтаса. Когда-то насмешливо прозванный «Королем-марионеткой», теперь он был известен как Гилтас Следопыт. Ему предстояло найти дорогу к постоянному дому — где бы тот ни оказался.

На время можно было пожертвовать гордостью, отказаться от уважения, потратить сокровища. Чтобы удержать вместе древнюю расу Перворожденных, он бы имел дело с любым, с кем пришлось, даже мерзавцем вроде Сахим-Хана, одним из самых лживых и алчных людей, с которыми он когда-либо сталкивался.

Даже в королевском роду, славящемся черными сердцами, неприкрытое честолюбие и непомерная жадность Сахима выделялись исключительно. С половиной своей столицы в руинах, он мечтал, как эльфийские богатства потекут рекой на ее восстановление. Но если требуются сокровища, чтобы купить убежище, неважно, насколько временное и неудобное, для его изгнанного народа, Гилтас использует всё, до последнего куска стали и золота, что смогут собрать его подданные. Сокровища, как и здания и земли, были восстановимы. А жизнь нет.

Когда-то он измерял свою жизнь скоротечными минутами, проведенными с Кериан. Словно закаленная сталь, она была яркой, острой и смертоносной, и требовала бережного обращения. Тихий уют и нежные клятвы любви шепотом были не для них с Гилтасом. Их брак был союзом противоположностей. Планчет однажды сказал — после особенно трудного дня и слишком большого количества крепкого нектара — что боги словно раскололи надвое некоего героя, создав сильную, пылкую Кериансерай и задумчивого, чувствительного Гилтаса. Их брак снова воссоединил эти половинки, создав единую личность, единую душу.

Она жива . С той же уверенностью, с какой ощущал биение собственного сердца, Гилтас знал, что Кериан не была мертва.

Он не заметил, что заснул, пока внезапный шум резко не разбудил его. Пустая бутылка из-под нектара лежала рядом с креслом; глиняная чашка выпала из его руки.

Пока он сидел, гадая, как долго был в забытьи, и что разбудило его, крыша палатки затряслась, осыпая его голову пылью. Снаружи послышались крики. Должно быть, сирокко обрушился на палаточный комплекс, опрокинув несколько наименее устойчивых строений.

Звук рвущейся ткани опроверг это предположение и заставил эльфа вскочить. Его лицо сквозь крышу заливал солнечный свет, по мере того, как меч прорезал потолок. С затуманенной от вина и сна головой, Гилтас уставился на яркий кончик меча, удивляясь, как кто-то может стоять на колышущейся крыше. Колья и подпорки палатки явно не выдержали бы его веса.