Пэт Ходжилл: Затмение луны

Девушка слышала, как Жур и вирсан грызлись где-то поблизости, но не могла найти их. Барс умел сражаться и вслепую, но она сама, несмотря на отличное ночное зрение кенцира, почти ничего не видела в этом хаосе дыма, снега и тьмы. Где же расселина? Милостивые Трое, в таком мраке не мудрено оказаться на самом краю…

Вирсан набросился на Джейм, шерсть у него на спине полыхала. На бегство не было времени. Она отклонилась назад, поймала зверя за ноги посреди прыжка и перебросила через голову. Вой постепенно удалялся, прежде чем резко оборваться. Так вот, значит, где была пропасть.

Джейм только подумала, что для уличного драчуна она не так уж и плоха, когда снег перед ней взорвался. Вирсан приземлился прямо на нее, под его весом голова и плечи Джейм ушли под утончившуюся ледяную корку. Рыхлый снег залепил глаза и забил рот. Изогнувшись под тяжестью пятидесяти фунтов обезумевшего вирсана, усевшегося на грудь, вскинув дико зудящие руки в попытке защитить горло, Джейм погрузилась в сумасшествие боя, лязга когтей, хруста вспарываемой плоти. Ночь стала красной – красной и липкой от крови.

Она остановилась, только когда полностью изнемогла. Тело вирсана неуклюже растянулось на ней, его зубы намертво вцепились в рукав ее боевой куртки, защищенный кольчугой от ударов ножей, морда превратилась в чудовищно исполосованную безглазую маску. Зверь не дышал. Секунду девушка лежала, тяжело дыша, потом с трудом спихнула с себя тварь и села. Перчатки превратились в окровавленные лохмотья. Она молча смотрела на свои руки, на кончики пальцев, на острые как бритва когти, все еще полностью выпущенные. «О, мой бог, я снова использовала их».

Никто в ее старом доме не осознавал, что она такое, до тех пор, пока ей не стукнуло семь. Все находили странным, что у девочки нет ногтей, но никто не был подготовлен к тому, что однажды кожу на кончиках ее пальцев пробьют способные втягиваться и вытягиваться когти. Тогда отец и узнал, как назвать дочь, выгоняя из дома: «Шанир, выродок, нечисть, нечисть…»

Под когтями была кровь. Джейм погрузила руки в снег, опять и опять, она терла их, пока не остановилась от знакомого чувства. Никогда не смыть проклятие крови, текущей в ее жилах, делающей ее тем, что она есть.

Кто-то задышал в ухо. Она обернулась и обхватила шею Жура. Барс тыкался носом в ее лицо, а она оглаживала его, ища серьезные раны, – и не находила. Хвала предкам.

Тут она впервые заметила, как тихо стало вокруг. Полукруг все еще тлел, но ветер отнес дым в сторону, открыв поле битвы, усеянное горящими телами трех десятков вирсанов – все они были зарублены.

Может, Марк и ненавидит убивать, но при необходимости он великолепен. Но где же он?

Шатаясь, она встала на ноги, дрожь пробрала до костей – теперь от страха. На кровавом снегу остались только его следы – вот здесь он отступил на несколько шагов под натиском нападающих… След обрывался у края пропасти.

Джейм бросилась на снег и вгляделась в бездну. Слишком темно, она не видит дальше нескольких футов, и на зов отвечает лишь эхо, отскакивающее от ледяных стен, уходящее глубже и глубже. Милостивые Трое, если он пролетел весь этот путь вниз…

За спиной, по ту сторону огней, кто-то тихо хихикнул.

– Джеймсиль, – позвал сиплый, но сладкий голос из мрака. – Детка, я пришел за тобой.

Жур прижался к Джейм, шерсть на его спине встала дыбом, да и ее собственные волосы будто приподнялись. Кто бы там ни был, он знает ее истинное имя, и она почти догадывалась, чувствовала, кто это. Где она слышала этот вкрадчивый тошнотворный голосок прежде? Не в Тай-Тестигоне, не в замке…

– Плетущая Мечты, Жница Душ, Яд Жрецов… Голос перечислял прозвища мягко, насмешливо. Только одним из них когда-то воспользовалась Джейм, остальные принадлежали той, первой Джеймсиль, ее тезке, которая три тысячи лет назад танцем забрала души у двух третей жителей Кенцирата по приказу своего брата и мужа, Геридона, Мастера из Норфа.

– Скоро, скоро колдовской круг ослабеет. Смотри, как умирает костер. Помнишь Дом Мастера, огонь и ночь, когда он призвал тебя в свою постель?

… Она поднимается по витым ступеням, обнаженная под плащом из шуршащих гадючьих кож, скрепленных друг с другом серебряной нитью. Головы змей при каждом шаге бьют по пяткам. За пологом ждет человек… Кто? Его лицо как ободранный череп, пальцы холодны, так холодны, когда он втискивает в ее руку нож, а она все взбирается, все выше, к двери, занавешенной красными лентами, к ждущей за ней тьме…