Дмитрий Суслин - Крутой пришелец

– Да, каждый из нас нанес удар по тирании! – подтвердил Гнус Помпений. – И последним ударил его Брут, приемный сын Цезаря.

– И Цезарь сказал: «И ты, Брут?» – не удержался я от комментария.

Римляне открыли рты от удивления. Первым опомнился Брут.

– Ты действительно всезнающ и всеведущ, Третий Брат, – сказал он. – Именно так и было. Только у злодея оказался железный панцирь под тогой, и все наши стилеты сломались об него, не причинив тирану вреда. И ты, Брут, сказал он мне тогда. Что ж, тебя я казню первым. И всех вас тоже. И весь сенат вырежу до одного. Эй, стража! Крикнул он. Но стража не явилась, потому что верный нам Примус Сервий сменил всех гвардейцев своими солдатами, которых Цезарь тоже приказал казнить. Увидев, что его обложили, император достал из тайника корзину, которую ему когда-то подарила египетская царица Клеопатра, великая кстати была потаскушка и мастерица в любовных игрищах, и вынул из нее клубок ядовитых африканских змей. Он собрался бросить их в нас, но не успел. Змеи ужалили его первого. Великий Цезарь умер на месте в страшных мучениях и сам извивался от боли подобно змее.

– Да, трагическая история, – посочувствовал я. – Если бы вы сразу обратились ко мне, я бы мог спасти вашего императора, хоть он и свинья порядочная.

– Не печалься по нему, Третий Брат, – махнул рукой Брут. – Пусть он почивает с миром. Со смертью Цезаря пусть закончится и эпоха войн. Рим желает мира. Да пусть закроет навеки свои ворота Храм Двуликого Януса!

– Аминь! – согласился я, подумав попутно о том, что не зря я отпустил накануне на свободу Гнуса Помпения и Примуса Сервия.

Брут продолжал:

– Да, и именно благодаря тебе мы познали всю жестокость и лицемерие Цезаря и осмелились на столь опасный подвиг – пойти против тирана. Поэтому по единогласному решению сената тебе и твоим братьям за содействие в деле восстановления Республики на веки вечные даруется римское гражданство и звание сенатора. Еще никто из чужестранцев не был удостоен столько высокой награды Римского государства.

– Здорово! – ответил я. – Мы тут тоже кстати установили республику.

– Тогда вам есть чему поучиться у римлян, – улыбнулся Брут.

– Это дело надо отметить грандиозной выпивкой! – громко закричал Диоген. – Не будь я Диоген Лаэртский, если это не так!

– Открыть ворота и впустить сенаторов в Ерихон! – объявил я, подмигивая философу. – Переговорный процесс начинается!

– Брут! Братан! За тебя! – Мой кубок громко стукнулся о кубок Брута.

– За тебя, братишка! – радостно отвечал Брут.

Пир стоял горой. Пиршественный зал во дворце римского наместника, который был подарен республике Израиль в знак вечной дружбы, был полон. Римляне и израильтяне обнявшись опорожняли кубок за кубком, пели римские и израильские песни, смотрели на танцовщиц. Над столами порхали гарпии. Крылатые девчонки обнимали и целовали гостей, сводя их с ума. Пили они куда больше любого мужика, будь то римлянин или израильтянин, а уж споить могли кого угодно.

Утренние переговоры прошли, как никак лучше. Римляне полностью признали независимость Земли Обетованной и республику Израиль. Был заключен договор о вечной дружбе и сотрудничестве. Еще было оговорено много вопросов. На радостях обе стороны легко шли на уступки, так что никаких проблем и взаимных претензий, как это часто бывает на международных переговоров, не оказалось. В подтверждении своих мирных намерений, римляне тут же отправили флот в родную гавань, сухопутные войска и конницу обратно в лагеря, и уже к полудню в море не осталось ни одного боевого корабля, а зеленая горная равнина снова стала голой и зеленой. Во все соседние города были отправлены послы с добрыми вестями.

А мы веселились. Был повод.

– Знал бы ты, как он нас достал, этот Цезарь! – жаловался мне Брут заплетающимся языком. – Не только одного меня. Весь Рим. Воевал и воевал, и все ему мало! Завоюет одно царство, так ему недостаточно, подавай еще. И опять воевать! Весь мир завоевал, и все ему мало. Знаешь, как он обрадовался, когда узнал, что израильтяне взбунтовались. Прямо расцвел весь. Такая возможность повоевать. Всю страну превратил в военный лагерь. Раньше в Риме жил миллион человек. Ходили себе люди в цирк, на ипподром, в театр наконец, в бани и на пляжи, так он их всех отправил в армию. Гладиаторов и тех туда же. И война, война, война! Только война.

– Да, тяжело было вам, как я погляжу, – сочувственно кивал я.

– Ужас! Я, понимаешь, читать люблю, сочинять стихи, ходить в театр, в баню каждую субботу, а он меня всего этого лишил. И сенат, вместо того чтобы принимать законы и решать важные государственные дела, таскает повсюду за собой, чтобы он подписывал, разные там военные приказы и инструкции.