Дмитрий Суслин - Хоббит и Саруман (возвращение)

Казалось бы, что тут такого особенного? Но только эти глаза принадлежали ясеню. Это были большие грустные светло-карие глаза с густыми зелеными бровями. Они с надеждой и тихой благодарностью смотрели на Бильбо и Теодена. А потом под ними прямо в коре вдруг обозначился широкий морщинистый рот, который открылся и испустил протяжный скрипучий вздох.

– Спасибо, что пришли, – услышали Теоден и Бильбо, – я вас звал с той самой минуты, как вы приблизились к лесу.

– Кто ты такой, и что с тобой произошло, что ты так горько вздыхаешь? – спросил Теоден, который тут же проникся сочувствием к говорящему дереву.

– Я Ясеньбор, – ответило дерево, – я древ. Совсем еще молодой. Мне всего тысяча лет. Со мной приключилась беда. Если вы мне не поможет, я погибну.

Бильбо огляделся по сторонам и удивленно сказал:

– Я не вижу ничего, чтобы угрожало тебе гибелью. Вокруг светло, трава зеленая. Почему тебе так плохо?

– Мои корни, – опять горько вздохнул Ясеньбор.

– Что случилось с твоими корнями?

– Они в плену. Со мной случилось несчастье. – И Ясеньбор стал рассказывать. – Это место, где вы стоите, называется Глиняный холм – ловушка для древов, которую когда-то в древности, еще до моего рождения оставили здесь злые друды. Их послал Черный Властелин в отместку за то, что в последней войне мы не приняли его сторону. Он тогда поклялся погубить весь Фангорн и послал на него друд. Они сжигали деревья и древов, вгрызались в землю и невидимые подкрадывались к ним под землей и сжигали их корни. Мы долго воевали с ними и почти всех истребили. А те, кого мы не убили спрятались глубоко под землей. Только вот их ловушка осталась.

Мне с детства говорили, что ни в коем случае нельзя заходить на этот холм. С виду он похож на обыкновенный холм, покрыт дерном, стоит на солнышке на полянке, так и манит взобраться на него и тоже погреть листочки. Но никто этого никогда не делал. За все годы, что я существую на этом холме, не было ни одного дерева или кустика. И ни один древ не приближался к нему. И очень мне это не давало покоя. Просто спасу нет. Все пятьсот лет я жил с мыслью о том, что про друд все выдумка и неправда, которую старики придумали, чтобы было чем пугать нас молодых. И вот полгода назад я не выдержал и взобрался на этот холм. Уж так мне было любопытно, так любопытно, что просто и сказать нельзя.

– Это верно, – поддакнул древу Бильбо. – Любопытство страшная вещь. Уж если разберет, то и жить становиться невмоготу, пока его не удовлетворишь. У нас хоббитов даже пословица есть: «Любопытство может погубить даже самого мудрого хоббита».

– Вот-вот, – подтвердил Ясеньбор жалобным голосом, – так меня разобрало, что мои корни сами меня на этот холм подняли. И ничего не случилось. Встал я на самую верхушку, и так хорошо мне стало, так светло и тепло, что и слов не найдется, чтобы мое состояние описать. И так хорошо мне стало, так хорошо, что сам не заметил, как задремал от тепла да от свежего вольного ветерка. И так крепко заснул, так сладко, такие сны чудесные увидал, что ничего не видел, ничего не слышал. И не почувствовал, как мои ноги корни глубоко в холм проникли, а там вместо почвы голая глина. Облепила она мои корни со всех сторон, да застыла и стала твердой словно камень. Проснулся я, и шевельнуться не могу, не то чтобы с места сойти. Заплакал я горькими слезами, стал звать на помощь братьев древов. Пришли они, столпились вокруг холма, на меня смотрят, головами сурово качают. Ругают меня, на чем свет стоит.

– Ах, – кричат, – непослушный Ясеньбор! Говорено было тебе, чтобы не совался ты на Глинхилл. Не послушался? Вот теперь стой десять лет. А как он из тебя все соки высосет, выкачает, так потом придут друды и сожгут тебя окончательно.

Так и ушли восвояси. А что, я их и не осуждаю. Поделом мне. Только как же мне пить хочется! И ноги мне жжет снизу. Наверно то, древние друды проснулись, услышав мои стоны, и сюда под землей спешат. Значит, скоро мой конец наступит.

Сказал так Ясеньбор, горько вздохнул, а из глаз его выкатились две большие золотистые слезы.

– А чем мы тебе сможем помочь? – с жалостью и сочувствием спросил у несчастного древа Бильбо.

– Ах погибаю я от жажды, просто мочи нет! – простонал древ. – Просил я медведей да волков, чтобы помогли мне, воды принесли, а они боятся. Старые древы всем зверям и птицам строго настрого запретили мне помогать, чтобы друдов на остальной лес не навлечь. И даже дождевые тучи над этим холмом не пролетают, капли не бросят. Ах бедный я несчастный! И хочется мне перед смертью напиться.