Генри Олди - Гарпия

Бабушки дома не было. Вчера вечером она отправилась навестить двоюродную сестру, тетку Летицию, которая жила на другом конце города – и осталась у нее ночевать. Горластые визитеры этого, разумеется, не знали – и вопили под окнами, словно ослы с чертополохом не во рту, а в заднице.

«Не угомонятся», – осознал парень.

Со скорбным вздохом он выбрался из-под одеяла, натянул штаны и босиком зашлепал в бабушкину комнату. Здесь старушка ночевала вместе с Гердой. А главное, тут имелся миниатюрный балкончик, сплошь заставленный вазонами и горшками с цветами.

«Надо сказать, что бабушки нет. Или послать к Нижней Маме. Пусть чешут пятки…»

Его опередили. Сунувшись в коридор, парень заметил Герду – сводная сестра бурей влетела в каморку Келены. Непоседу всегда поражала бесцеремонность девчонки. Когда Герда хотела что-либо сделать – обычно какую-нибудь пакость – она избирала кратчайший путь и двигалась по нему с целеустремленностью стрелы, пущенной в мишень. Вот и теперь: душа Герды желала простора, тесный бабушкин балкончик ее не устраивал – и нахалка без малейшего стеснения вломилась к гарпии.

Кристиан представил себя на месте сестры. Вот он вламывается к Келене, застает ее в постели… Уши его задымились, и он поспешил нырнуть в комнату бабушки.

Герду он услышал раньше, чем выглянул на улицу.

– Чего разорались?! Петух отпущения в темечко клюнул?

В звонком голосе девчонки улавливались знакомые интонации. Небось, Марго до седых волос отшивала назойливых ухажеров, горланивших серенады под ее окнами. Если верить кумушкам, у бабулечки-красотулечки от кавалеров отбою не было… Встав у перил, между резедой и бальзамином, Кристиан протер глаза, засмеялся, решив, что похож на сову, разбуженную среди бела дня, и глянул вниз.

Под балконом, кипя от раздражения, топтался конопатый толстяк. По случаю выходного он принарядился – красная роба навыпуск и жилет из свиной кожи. Шаровары цвета свежего навоза были заправлены в низкие сапоги. Из закатанных рукавов торчали ручищи-окорока – тоже веснушчатые, поросшие жестким рыжим волосом.

Толстяк сопел и сплетал корявые пальцы, хрустя суставами.

Рядом переминались с ноги на ногу два мордоворота. В сравнении с ними толстяк выглядел карликом. Отвечать девчонке никто не спешил, что Крису сразу не понравилось. Конопатого он знал хорошо. Иржи Хамусек по прозвищу Хомяк, домовладелец. Мордовороты – сыновья. Вокруг семейной троицы кучковались зеваки. Из окон выглядывали недовольные соседи. Окажись внизу кто другой – помоями бы облили.

Однако при виде Хомяка праведный гнев скисал молоком на жаре.

– …повылазило! Нету бабушки, ясно вам? Нету!

– Дура мелкая, – угрюмо констатировал Хомяк. – Мясо с языком. Нет бабки, зови квартирантку вашу. Бабу летучую.

– Спит она.

– Буди!

– Это еще зачем?

– Пусть барахло собирает и мотает отсель! Поняла?

– Сам мотай! Мотыля не потеряй! – не задумываясь о последствиях, отбрила девчонка. – Бабушка тебе за жилье платит? Нет, ты скажи – платит?!

– Ну, платит, – признал честный Хомяк.

– Вот и катись! Кого хотим, того и подселяем!

– Поговори мне, шмакодявка! Бабы летучей чтоб к вечеру не было!

У Кристиана сжались кулаки. Он молчал, не спеша вступать в перепалку. Герда пока и сама справлялась.

– Ой-ёй-ёй, напугал! – девчонка состроила презрительную гримаску. – А то что будет?

– Кукиш будет!

– С маком! – хором поддержали сыновья.

– Дом мой! Выкину ваше кубло на улицу, и вся недолга! Чтоб добрым людям жить не мешали!

Пререкаться с двенадцатилетней соплячкой для Хамусека, человека солидного и зажиточного, было унизительно. Но вокруг собралась толпа, и Хомяк решил дать пояснения. Не для вертихвостки – для людей. Он ведь не с бухты-барахты явился. Есть причина. Серьезная причина. Пусть проникнутся и осознают.

Глядишь, и до шмакодявки дойдет.

– Это кто мешает? Это мы мешаем?! – задохнулась от возмущения Герда.

Она набрала в грудь побольше воздуха, чтобы высказаться – от души, от сердца, в Вечного Странника, в Нижнюю Маму. Но домовладелец опередил ее.

– Жалуются люди, – заявил он. – На летучую вашу. Дитёв она пугает. Шум от нее, беспокойство. Блохи, опять же…

– И курятником воняет! – поддакнул кто-то.

– Раз народ жалуется, я меры принять обязан. Вот и принимаю. Передай квартирантке: кыш! До вечера срок даю.

– Врешь! – на Герду речь толстяка впечатления не произвела. – Кому она мешает – пусть скажет! Выйдет и скажет. А брехни я тебе сама с три короба намолочу! Хочешь? Начну с твоей гулящей супружницы…