Кир Булычев - Ваня+Даша=Любовь

– Значит, вас выращивают как гарем? – спросил я.

– Не хами, или я сейчас уйду. Мы – невесты достойных мужей.

– Значит, вас знакомят, потом выдают замуж? Или без знакомства?

– Иван, ты мне буквально надоел, – сказала Даша. Ее зрачки уменьшились до разумных размеров. Конфеты она ссыпала себе в сумочку. – Можно я твой торт доем?

– Доедай.

Я верил Григорию Сергеевичу. Конечно же, в нашем Институте клоны держат не для каких-то будущих счастливых браков. Мы обречены. Но я знаю об этом и готов к этому. Даша ничего не знает и пойдет к своей судьбе, как баран с завязанными глазами. А должен ли я верить Григорию Сергеевичу? А что, если на самом деле в соседнем отделении воспитывают клон будущих идеальных матерей?

– Ты была на свадьбе?

– На какой свадьбе?

Она так спешила съесть кусок торта, что испачкала кремом кончик носа и подбородок.

– Ты говоришь, что твоих сестер выдают замуж…

– Конечно. Но не обязательно. Иногда достаточно искусственного осеменения. Результат тот же самый, правда?

Она лукаво улыбнулась и наконец-то спрятала между алых губ последний кусочек торта.

– А ты уже была… была с мужчиной?

– Ну что за глупости лезут тебе в голову, Ваня! – воскликнула Даша. – Здесь, на товарищеской встрече с соседним клоном, только девственницы. Надеюсь, тебя это не смущает?

Она притворялась. Странная смесь словесного цинизма и робкой неуверенности в себе.

– Извини, я неправильно себя веду, – сказал я. – Тебе неприятно?

Она вынула зеркальце из сумки и, посмотревшись в него, стала вытирать лицо платочком.

– Чего ж ты не сказал, – упрекнула она меня. – Представляешь, если бы я вернулась с такой рожей?

– Когда я тебя увижу?

– А ты этого хочешь? По коридору кто-то шел.

– Я не знаю. Может, тебе разрешат меня навестить?

В перевязочную заглянула их ассистентка Раиса, некрасивая сутулая женщина.

– Свидание закончено, – сказала она. За ее спиной стоял доктор Блох.

– Чао, бамбино! – проворковала Даша.

И быстро пошла прочь. Я только сейчас заметил, что у нее были туфли на каблуках, и потому ее уход оказался звонким, чечеточным, гарцующим.

В конце коридора, у выхода из нашего отделения, стояли гурьбой наши и гости. Мужские головы были темными, каштановыми, а женские – светлыми, русыми.

– Она понравилась тебе? – спросил Блох.

– Не знаю, – ответил я, потому что не успел решить, что выгоднее: изобразить равнодушие или, наоборот, интерес. Ведь мне надо было придумать, как увидеть ее снова.

Я догнал Дашу у дверей.

Девочки начали шутить – где, мол, была, что делала? Соблазнили ли тебя?

– А мы с ним видео смотрели, – сказала Даша. – Порнуху. Славно время провели.

– Врешь

– У нас нет порнухи, – сообщил Василек. Но его никто не услышал за охами и писком наших гостей.

Правда, ассистентка спросила Блоха:

– Насколько это соответствует?

– Дети балуются, не обращайте внимания.

Этот ответ можно было понять двояко. То ли есть, но не надо реагировать, то ли мы невинны как овечки.

Мы проводили гостей до большой лестницы. Я ждал, когда Даша обернется. Она обернулась в последний момент, как будто была убеждена, что я гляжу вслед. Она подняла руку, прощаясь со мной.

Но ее взгляда я перехватить не смог.

Я стоял, а мои братья медленно возвращались в отделение, они были возбуждены и веселы, хотя, как я понимаю, никто из них не провел время вдвоем с девушкой.

Я сказал Григорию Сергеевичу.

– Можно мне посетить женский клон?

– Хочешь повидаться с Дашей?

– Мне бы хотелось. Мы с ней договорились.

Разговор происходил в его кабинете во время утреннего осмотра.

Григорий Сергеевич похлопал меня по голому плечу и сказал:

– Одевайся, молодец! Хоть на Эверест восходи.

– Хорошо бы…

– Удовольствие не для тебя.

– Скажите, а как себя чувствует маршал авиации?

– Ты имеешь в виду Параскудейкина?

– Командующего ракетными войсками.

– Александр Акимович пошел на поправку. Ему значительно лучше. Его врачи считают, что через две-три недели он вернется в строй. И наша родина должна быть благодарна Лешеньке.

– Неужели нельзя говорить правду? – спросил я.

– Рано. Общественность к этому еще не готова. Я, честно говоря, мечтаю, что наступит день избавления от всех болезней. И мы с тобой скажем: наше дело сделано. Давайте жить долго!

– Я уже не скажу, – заметил я. С сожалением, что раньше мне было не свойственно. Григорий Сергеевич пронзил меня взглядом своих черных бездонных глаз так, что пол качнулся подо мной.