Олег Дивов - Храбр

– Баня готова, иди парься, – сказал, нагоняя Илью, высокий широкоплечий боярин, варяг на первый взгляд. Почти такой же крупный, как Илья, только в его огромности не было ничего столь угрожающе-нечеловечьего. Из-под распахнутой длиннополой шубы греческого кроя виднелась алая варяжская рубашка, шитая золотом.

– Оружие твое и броня здесь, я решил, так сохраннее будет. Микола сыт и одет, Бурка на княжей конюшне вполне обихожена, скучает только.

Илья остановился. Поставил сапоги на снег. Воткнул два пальца в бороду, дунул и издал оглушительный свист, резкий, с железным оттенком. Стражники у ворот подпрыгнули. Издалека донеслось в ответ негромкое кобылье ржание.

– Вот-вот, – сказал боярин, ковыряя пальцем в ухе. – Очень похоже. Только он свистит так, что кровь стынет в жилах.

Илья оглянулся на боярина и вопросительно шевельнул бородой.

– Да завелся тут… Разбойник. У Девятидубья. Вышел из леса на дорогу. Громадный, соловой масти. И ладно бы один. Семья целая.

Илья поднял сапоги и продолжил свой мерный шаг со двора. Впереди засуетились стражники, отворяя ворота.

– Зима лютая, – сказал боярин. – Плохая зима. Думаю, в этом дело. Им в лесу жрать нечего, вот и полезли к дороге кормиться. А там как назло место узкое. Они сначала на дороге разбойничали, ели коней, побили людишек человек пять. Дорога сразу встала, ни туда, ни сюда. А потом… Потом они съели Девятидубье.

Илья остановился снова. Встал и боярин.

– Князь послал в Девятидубье дружину малую, – сказал он. – Без толку. Этот разбойник пугает свистом коней, а когда пеший к нему приблизится, он и человека глушит. Не выносят, бегут человечки. Те, которых ему лень догнать и задрать. Распробовал белое мясо, полюбил его, нечисть такая… Тварь.

Илья молчал, о чем-то думая.

– Прогони его, Ульф, – попросил боярин. – Кроме тебя некому.

– Я убью его, Торбьёрн, – сказал Илья.

В тереме у слюдяного окошка стоял пожилой грек в дорогой сутане и тянул шею, силясь рассмотреть двоих великанов, беседующих у ворот.

– Значит, это и есть Ульф Урманин?

– Теперь его зовут Илья, – сказал князь.

– Ну и чудище… Откуда он такой взялся?

Князь что-то согнал с рукава щелчком.

– Родители Ильи пришли на Русь через Холмогоры, это все, что я знаю. Мать уже была в тягости. Можно догадаться, что случилось, но… Там, откуда он родом, о таком не говорят.

Грек внимательно посмотрел на князя.

– А здесь – говорят? – спросил он.

– Здесь таких убивают сразу после рождения. Иногда вместе с матерью.

– Это правильно, – сказал грек.

Князь задумчиво почесал толстую шею.

– Так и следует поступать, – сказал грек.

Князь отвернулся и тоскливо зевнул.

– Давайте о наших делах, – предложил он. – Отправитесь в Ростов завтра. Вас сопроводят четверо храбров, они полностью в вашем распоряжении. И достаточно сильная дружина, чтобы… Чтобы все было хорошо.

– Добрыня?.. – грек мотнул головой в сторону окна.

– Добрыня нужен мне здесь. Послушайте, Ростов все-таки не Новгород.

– Да, но преподобного Федора ростовчане хотели убить.

– Хотели. Не убили ведь.

Грек снова посмотрел за окно.

– Не понимаю, – сказал он. – Вон какое чудовище – и то крестилось.

– Это как раз ничего не значит. Илья все-таки урманин. Урмане считают, что на каждой земле свои боги и надо поклоняться местным, а то они спокойно жить не дадут.

Грек неприязненно скривился.

– Народ здесь не против Христа, – сказал князь. – Ни ростовчане, ни даже новгородцы не были против. Дело не в вере. Они просто всегда упираются, такая у них природа. На Руси если надо что-то быстро устроить, приходится отдавать указы дубиной. Иначе с тобой согласятся очень не скоро. Поверьте, я знаю. Это особенный народ, преподобный Леонтий. Недаром он так дружен с варягами.

– Если дело не в вере, – едва заметно усмехнулся грек, – зачем вы приказали свергнутых идолов протолкнуть через речные пороги?

– Как зачем… – Князь недоуменно поднял брови. – Боялся, что застрянут.

– Ну-ну. – Грек усмехнулся уже в открытую.

– Все будет хорошо, – сказал князь. – Кстати, я внял вашему совету и поговорил с летописцем. Он… Осознал свою задачу. Ему не впервой.

– Вы мудры, князь. – Грек слегка поклонился.

– М-да… Однако же я попросил бы вас, преподобный Леонтий… О некоторой осмотрительности там, в Ростове.

– Вы сами противоречите себе. То про дубину, то про осмотрительность.

– Мне кажется, преподобный Федор был чересчур настойчив. Здесь уважают крепкую руку, пока она совсем не взяла за горло.