В тот раз нарн [1]Хэйворд вызвал его после полудня. Уйти в это время было нелегко: хозяин страдал бессонницей (что не удивительно при его ремесле), подолгу засиживался по ночам в подвале. Потом ложился и спал как раз до середины дня. А после начинались бесконечные вызовы и поручения. Гастон не имел ни минуты покоя до тех пор, пока мастер вновь не запирался в своей святая святых. Но Первый Учитель не стал бы посылать за своим шпионом по пустякам, и он явился в Храм в назначенное время.
– Мы знаем, твой мастер получил заказ. Он нужен нам, нужен богине. Тебе оказана великая честь исполнить ее повеление!
– Но, учитель, – попытался возразить он, покрываясь липким потом от одной лишь мысли похитить у патрона столь ценное изделие, – это невозможно. Я и шагу не успею сделать, как пропажа будет обнаружена.
– Ерунда, – отмел возражения нарн, – ты три года живешь в его доме и смеешь говорить, будто не знаешь всех запоров и ловушек?
– Знаю, но… – Гастон и сам понимал, что говорит неубедительно. Как объяснить Первому Учителю, что он попросту умрет от страха, прежде чем прикоснется к запретной вещи?
– Ты должен принести его до того, как явится заказчик, – не терпящим возражений тоном заявил Хэиворд. – Зря, что ли, Храм кормил и одевал тебя все эти годы? Ты в долгу перед богиней и нами.
– Я не могу, учитель. – Юноша покаянно опустился на колени. Он благоговел перед старшим служителем прекрасной Ифет, но для того, чтобы взяться за поручение, требовалось нечто большее, чем почтение, – отчаянная храбрость. А ею ученик Небесного Храма никогда не был щедро наделен.
– Ты смеешь отказываться?
Бедняга Гастон, опустив голову, слушал обличающе-грозный голос жреца. И вдруг вместо него по пустому в этот час Храму разнеслось мелодичное контральто:
– Не суди его строго, нарн. Любой бы на его месте почувствовал страх. Ни к чему пугать карами того, кто и так напуган.
Ученик растерянно поднял голову, и глаза его тут же округлились. Секунду назад они с Хэйвордом были одни перед алтарем Ифет, а. сейчас Первый Учитель больше не возвышался над согбенным учеником, но сам преклонил колени перед женщиной, удивительно похожей на стоящую здесь же статую богини.
– Взгляни на меня, Гастон! – Женщина и пальцем не шевельнула, но юноше показалось, будто нежная рука тронула его подбородок. – Я богиня, давшая жизнь Небу, умею читать в душах не хуже Господина Светлых Желаний. Мне известно, о чем ты мечтаешь, и обещаю тебе… – долгий взгляд невероятных васильковых глаз пронизал его до самой глубины существа, – обещаю: если ты принесешь мне камень, любая женщина – молодая или старая, красивая или дурнушка, богатая или бедная – по одному слову с любовью последует за тобой и отдаст все, что имеет. Ни один из земных правителей не имел такой власти, какую получишь ты! Так ты принесешь то, что я прошу?
Юный послушник внимал как зачарованный.
– Да, – произнес он, боясь отвести взгляд от чудесного видения. – Да, Прекраснейшая. – Он не видел, как нахмурил кустистые брови суровый Хэйворд, впервые услышавший, о чем в действительности грезит его ученик, не видел и двух младших жрецов, замерших на пороге зала при виде небывалого зрелища: никогда еще богиня не являла себя открыто никому, кроме Первых Учителей – старших нарнов своего Храма.
– У тебя получится. Я буду ждать. – Прародительница Неба одарила священнослужителей божественной улыбкой и исчезла.
– Отправляйся к своему патрону, – поднимаясь с колен и выводя ученика из эйфорического ступора, приказал старший нарн. – И помни: ты дал слово самой богине!
«У меня получится», – одними губами прошептал Гастон. Самовнушение наконец принесло свои плоды. Он сумел справиться со слабостью и снова приблизился к столу. Героическим усилием воли накрыл ладонью бархатный футляр, зажмурился, не позволяя себе задуматься ни на секунду, вслепую откинул крышку, нащупал пальцами мелко ограненный кристалл, рванул из гнезда. Раздался тихий металлический шелест – юношу чуть удар не хватил, глаза испуганно распахнулись. И снова богиня незримо пришла на помощь, намертво прилепив к пересохшей гортани язык. Между сжатыми в кулак пальцами свисала тонкая золотая цепочка – странный звук, услышанный им, был всего лишь шорохом золотых звеньев. В первый раз камень слишком ослепил его, чтобы он мог заметить цепь и драгоценную оправу, в которую тот был вставлен. Не рискуя разжать ладонь, Гастон сунул бриллиант в карман, затолкал свесившуюся наружу цепочку. Потом суетливо закрыл коробочку и поставил ее назад в ящик стола. Последний поворот ключа – новая волна холодного пота, и на ватных от пережитого волнения ногах неопытный грабитель проковылял к щели между тяжелыми занавесями. К двери, ведущей на лестницу, он почти бежал, позабыв об осторожности и о том, что топот вполне способен пробудить недавно заснувшего мастера. Ноги подворачивались едва не на каждой ступени, но каким-то чудом он ухитрился спуститься, не сломав шею. Теперь оставалось лишь пересечь тесный двор, а там бежать вдоль стены до Корабельного переулка и дальше, обходя форт, все в гору и в гору… Мысль о темных ночных улицах, полных своих, прозаических опасностей, царапнула край сознания, но не задержалась. Оставаться в только что обворованном доме, да еще с уликой в кармане – вот что казалось действительно страшным. Сердце бешеными толчками выталкивало в жилы кровь: тук-тук, тук-тук, тук-тук – беги, беги, беги!
Читать дальше