Мapинa Cyржeвcкaя - Ветер Севера. Риверстейн

Глава 4

До приюта я добрела уже впотьмах, еле переставляя от усталости и пережитого ужаса ноги. Горестно размышляя о том, что же я скажу травнице, и горько сожалея о забытой корзине, я даже не обратила внимания на застывшего за воротами привратника.

В коридорах было пусто, все на вечерних занятиях. Я доплелась до каморки травницы и со всхлипом открыла дверь.

– Данина, я…

Она вскинула на меня воспаленные, лихорадочно блестевшие глаза.

– Ксеня умирает.

Онемев, я мгновение смотрела на травницу, силясь понять, что она сказала и как с моей безрассудной и веселой Ксенькой можно соотнести такое страшное слово, как «смерть». А потом бухнулась на колени перед кушеткой.

Подруга лежала спокойно, словно спала. Чуть влажные ее кудряшки потемнели от пота, и завитки прилипли к бледному лицу, с которого словно схлынули все веснушки. Ресницы подрагивали, словно снился Ксене занимательный сон.

И пятна…

Столь красноречивые и жуткие в своей неотвратимости сине-фиолетовые пятна чернильной гнили, из-за которых эта болезнь и получила свое название. Везде: на тонкой шее, на груди, крепких запястьях, животе… ужасные убийственные предвестники смерти…

– Ей стало хуже, когда ты ушла, – вытирая глаза ладонью, сказала Данина. – Я ничего не могла сделать.

Я молча села на кушетку, обняв худенькое тело подруги.

– Ветряна… – начала травница, но замолчала.

Я знала, что она хочет сказать. Нельзя трогать больного гнилью, чернильные пятна заразны, переползут с умирающего на живого, как паразиты поселятся в теле, подточат изнутри. Но мне было все равно. На всей земле у меня только одна родная душа, один близкий человечек. И я не оставлю ее.

– Не уходи, Ксеня, – просила я, – пожалуйста… У меня больше никого нет.

Данина отвернулась. Тяжело шаркая, отошла к остывающему камину, я услышала оттуда ее сдавленные всхлипы.

Про корзину она не спросила. Да и ни к чему. Нет лекарства от чернильной гнили. Я это знала не хуже травницы.

Я прижала к себе подругу, баюкая словно маленькую. Ксеня не реагировала. Дыхание ее натужное, трудное с хрипом вырывалось из горла, замедляясь, прерываясь…

– Я не могу тебя потерять. Не могу, Ксенька, слышишь? Пожалуйста, ну пожалуйста…

Безвольное холодное тело ее словно тяжестью наливалось. Так тяжелеет человек, засыпая…

…Я попала в приют осенью. Помню грязную дорогу перед воротами, черные остовы облетевших деревьев, тянувших к небу сухие, скрюченные ветки-пальцы. Риверстейн мрачно нависал над размокшей долиной, ощерившись узкими окошками и распластав, как ворон, каменные крылья. Настоящие живые вороны молча и выжидающе сидели на столбах и кружились над воротами, оглашая округу зловещими криками. Я помню, как стояла у входа, с ужасом взирая на эту черную громадину, казавшуюся мне страшной обителью чудовищ, и испуганно комкала в ладошках грязный платок. Я не помню, как очутилась здесь и кто меня привез, самое первое мое воспоминание – это зловещая глыба Риверстейна, угрожающе рассматривающая меня, словно собираясь сожрать.

А потом в облезлых, облетевших кустах что-то завозилось, зашевелилось. Я отскочила с диким визгом, а из зарослей вылезло нечто грязное, конопатое, с куцыми косичками и измазанными глиной ладонями.

– Чу! – насмешливо брякнуло это нечто, при ближайшем рассмотрении оказавшееся девчонкой. – И что это здесь за плакса такая?

– Я не плакса! – Хотелось обидеться, но любопытство победило: – А что ты делала в кустах?

Девочка задумалась, подозрительно меня рассматривая и решая, можно ли мне доверить Большую Тайну. И, видимо, сочла меня достойной великой чести.

– Я ищу сокровища гномов! – важным шепотом поведала она. – Хочешь со мной? Я Ксеня, – и протянула мне измызганную ладошку.

Еще бы я не хотела! Так что когда нас обнаружили настоятельницы, мы уже обе были с ног до головы перемазаны глиной и присыпаны опавшими листьями.

Влетело нам знатно! Даже не отмыв, нас заперли в темном чулане. Правда, Ксеньке было не привыкать к подобному времяпрепровождению, а я была так увлечена непосредственной живостью моей новой знакомой, что и не заметила наказания. Через сутки мы вышли оттуда закадычными подружками.

…И теперь моя солнечная Ксеня, такая живая и веселая, засыпает на моих руках. Засыпает вечным сном, из которого нет возврата…

– Тихо-тихо в соснах ветер шелестит… Тихо-тихо что-то соснам говорит… баю-бай, стволы качает он крылом… Засыпают, засыпают сосны сном…