Александр Зорич - Знак Разрушения

Леворго оказался прав. Когда Знак Разрушения был дописан и оспина Чаши Хуммера исчезла с лица Сармонтазары, это сразу же поняли все.

Герфегест, который прохаживался взад-вперед по берегу, нервно похлестывая ивовым прутом по голенищу высокого сапога из воловьей кожи, остановился как вкопанный. Ровный серый частокол деревьев Сумеречного Леса исчез. Вместо него, насколько хватало глаз, тянулась каменистая равнина, щедро усеянная руинами, обломками колонн, обезглавленными статуями. Тридцать тысяч грютских глоток приветствовали этот самый безотрадный пейзаж так, словно бы перед ними раскрыл свои объятия Синий Алустрал. Они знали, что им предстоит жестокая схватка со страшным врагом. Они знали, что многим из них суждено обрести вечный покой в Городе Лишенного Значений.

Но тягостное ожидание осталось позади, и это было самым главным. Вскоре их мечи наконец-то встретятся с поганым герверитским железом, и что может быть лучше этого?

Один за другим вошли в студеные воды медленно-струйного Ориса грузные плоты. Герфегест был на первом.

Единственным, кто опередил его, был гоад-а-раг Аганна. Чтобы оказаться на противоположном берегу, бывшему царскому рабу Алашу, победителю нетопыря Хегуру, не потребовалось ни плота, ни лошади.

Элиен открыл глаза. Они вновь видели то, что должны были видеть глаза обычного человека, – цвета, формы, поверхности, предметы. Но кожа Леворго продолжала переливаться на Звезднорожденном яркими красками, а это значило, что ему отныне ведомы недоступные простым смертным искусства.

Казалось, все мертвы и мертв Лон-Меар. Отчасти это было правдой, ибо в Лон-Меаре больше не была проявлена сила Хуммера. Но в остальном первое впечатление Элиена оказалось ложным. Под толстым слоем черной пыли, осевшей на землю после уничтожения Чаши, зашевелились тысячи тел.

Вставали патты. Поднимались кутах. Дальше к северу выравнивали ряды ничего не понимающие гервериты. Они видели все, что произошло возле Чаши, но не осознавали грозного смысла событий.

Последним поднялся Урайн. Под черепным сводом владыки герверитов подрагивала звонкая пустота. Превозмогая воющую боль в висках, он напрягся и отдал мысленный приказ.

Некоторое время ничего не происходило, и он уже был готов отчаяться. Впервые в жизни. Хитрый северянин переиграл его.

Но вот по воздуху разлилась еле заметная дрожь, и в его руках вновь оказался Коготь Хуммера.

Шестьдесят тысяч отборных воинов были с ним. Кутах утратили неуязвимость, но все еще оставались очень опасными противниками. Жив был и Аскутахэ – Урайн чувствовал это. Сражение только начиналось.

562 г ., Первый день месяца Вафар – Второй день месяца Вафар

Элиен принял человеческий облик, но кожа Леворго по-прежнему была с ним. Зато волнистый клинок бесследно исчез. Элиен был безоружен.

Сын Тремгора понимал, что он сделал все от него зависящее. Теперь вся надежда на грютов. Но даже если Леворго оказался прав, если Герфегест смог добраться до стана Аганны и если грюты уже спешат им на выручку, им требуется время, чтобьт достичь Дворна Лишенного Значений. А кутах – это он знал совершенно точно – уже подобрались к паттам, к сестрам-айли вплотную.

Элиен, Звезднорожденный, знал – он еще не привык к тому, что знает теперь много больше прежнего Элиена, сына Тремгора, но уже начинал учиться извлекать выгоду из своего знания, – что Урайн возвратил себе Коготь Хуммера.

Раз может Урайн, значит, теперь сможет и он, Элиен. Сын Тремгора позвал свой меч, и Поющее Оружие – теперь, когда исчезла власть Хуммера, клинок Эллата вновь обрел голос – отозвалось своему истинному повелителю.

С севера быстрым шагом, в любое мгновение готовым перейти на бег, приближалось войско герверитов. Впереди всех мерил шагами бывший Круг Чаши смертный враг – Октанг Урайн, Длань, Уста и Чресла Хуммера.

Но сейчас для Элиена это было совершенно не важно. Если он позволит айли погибнуть, война потеряет смысл. Сейчас, как никогда ранее, Элиен с пронзительной грустью ощущал, что победа над Урайном, вбитые грютскими конями в пепел Варнага уродливые герверитские штандарты, объятие с Братом по Слову не принесут ему счастья, если над Сармонтазарой развеется дым погребальных костров дочерей свела Птицелова.

Яростным ударом он перерубил пополам подвернувшегося некстати кутах и бросился вверх по ступеням террасы.