Александр Зорич - Пути Звезднорожденных

Торвент Мудрый не был Звезднорожденным и не имел Братьев по Рождению. Торвент Мудрый, та-лан отражение Зикры Конгетлара, был человеком, некогда ушедшим в небытие и возвращенным к бытию.

Возвращенным через собственное искусство – такова была правда Торвента.

Возвращенным через волю Хуммера – такова была правда Хуммера.

Сегодня Торвент взял от Элая и опального Властелина то, что в неделимом единстве давало ему силу, о которой он пока что мог только догадываться.

Сегодня Торвент начинал сражение, имея сорок две тысячи воинов. Он закончил его с шестьюдесятью тысячами, ибо отныне грюты стояли на его стороне.

Люди Синего Алустрала и грюты имели разные конечные цели и разные упования. Но пока что их объединяла одна цель – сокрушение проклятой Эры Благодатного Процветания и ее Властелина.

Святая цель, как полагали они, ибо Властелин – единственный проводник хуммерова зла во всем Круге Земель.

Призрачная цель, как следовало бы полагать мудрейшим, ибо сегодня Властелин был развенчан и на смену ему Хуммер выдвигал новых, еще более страшных ставленников.

Над горящим Линнигом, который грюты взяли с ходу после того, как истребили слабое войско герверитов, поднимались густые клубы дыма.

Солнце уже зашло за горизонт, но по-прежнему было очень светло. Великая Мать Тайа-Ароан посылала миру свой гибельный свет.

В самой чудовищной битве эпохи Третьего Вздоха Хуммера, рядом с которой меркли сражения в Лон-Меаре и на Священном Острове Дагаат, погибло слишком многое, чтобы Круг Земель мог надеяться на возрождение. В битве при Линниге погибла последняя вера людей и родилась надежда Хуммера на Пробуждение.

– Ну вот, ты опять мне накепал, Советник, – досадливо шморгнул носом Лоскир, с беспомощным изумлением взирая на то, как колесницы невозмутимого Кальта занимают холм Эригон на игровом поле Хаместира.

– В следующий раз у тебя будет возможность накепать мне, – парировал Кальт. – До следующего раза еще дожить надо… – Но ведь мы можем начать уже завтра. Завтра вечером!

– Завтра вечером… – Лоскир скроил кислую мину. Его бы воля – он бы начал новую партию прямо сейчас. Но он промолчал – ему не хотелось показаться Кальту несдержанным. Кальт начал складывать фигурки Хаместира в шкатулку, тайком позевывая в кулак. – Спать хочешь? – спросил Лоскир. – Да пора вроде. – Ну, пора так пора. Спокойной ночи! – Взаимно!

Последние слова Кальта привели Лоскира в уныние. Фигурки сложены, слова вежливости – проговорены. Значит, пора удаляться в свои покои!

Спать Лоскиру совершенно не хотелось, а сидеть в гостевой комнате Кальта без такого замечательного предлога, как игра, было как-то неловко.

Он, Лоскир, конечно приставлен батей к Кальту соглядатаем, чтобы тот чего-нибудь не напортачил. Но ведь тот же батя недвусмысленно приказал ему, Лоскиру, не доставать Советника Кальта и не вызывать у него всяких там ненужных подозрений.

В общем-то, Лоскиру было нетрудно выполнять оба этих требования. Но только не по вечерам. Остальные хушаки были далеко, а общаться с простыми смертными он, Лоскир, так и не научился. Кальт был единственным исключением. Иногда Лоскиру даже казалось, что он готов променять общество всех пяти хушаков на счастье играть с Кальтом в Хаместир ежевечерне.

Лоскир нехотя встал из-за доски Хаместира, помялся вокруг, будто бы изучая печальную историю своего поражения, а на самом деле мучаясь вопросом, при помощи какой хитрости можно было бы продлить общение с Советником еще хотя бы на полчаса.

– Если ты не возражаешь, почтенный Тэн окс Мата, я прикажу принести сюда ужин. Если хочешь, можешь составить мне компанию. Поболтаем о том о сем, выпьем вина, а там глядишь, и сон к тебе придет, – предложил Кальт, уловивший суть душевного движения своего партнера по Хаместиру.

Лоскир просиял.

Не возражает ли он?

Нет, он не возражает.

Да он просто в восторге!

Доброе аютское – гордость погребов процветающей Суэддеты, расположенной в венце Золотого Цветка. Кувшин аютского – и мысли становятся легкими, язык – болтливым, а память – податливой.

Впрочем, Лоскир не боялся сболтнуть лишнее – пара заклинаний, развеивающих хмель, решала проблему быстро и радикально. Не боялся и Кальт – дед, которому он был обязан столь многим, научил его укрощать пьяную откровенность при помощи конопляного масла, желтка гусиного яйца и щепотки морской соли.