Елена Хаецкая - Дама Тулуза

И вымолвил Симон:

– Как красиво!..

Впереди кавалькады женщина верхом на крупном коне. В гриву коня вплетены цветные ленты, попона под седлом с кистями, с уздечки свисает бахрома. А всадница в белом и золотом, широкие рукава с меховой оторочкой разлетаются, подол вьется. Белый мех у ворота ласкает гордую шею. Рослая, широкая в кости, сияющая, вся – как полдень. Толстые пшеничные косы бьют ее по спине и плечам.

Господи! Дразнит она, что ли, мужа своего, одевшись девушкой?

Симон сбегает со стены. Симон бросается к лошади – как был, без седла, летит навстречу.

И вот они сходятся в полуверсте от Нарбоннского замка. Со смехом протягивает Симон руки к Алисе. Она вынимает ногу из стремени, чтобы Симону ловчее перебраться к ней в седло.

Под общий хохот граф Симон усаживается на алисиного коня позади жены. Он обнимает ее при всех, целует в затылок. Дотянувшись из-за спины, забирает в жадную горсть ее пышную грудь.

– Пустите, – отбивается Алиса. – Что за ребячество, мессир.

– А, прекрасная дама, – отвечает ей Симон. – Наконец вы мне попались. Больше я вас никуда не отпущу.

– А я от вас больше никуда не уеду.

Симон оглядывает рыцарей, его обступивших.

– Как я рад вам, мессиры! – говорит он. – Ну, уж теперь-то мы покажем этим сукам!

Уж конечно, такая блестящая кавалерия не осталась в Тулузе незамеченной.

Молодой Фуа и его братья, Рожьер и Одо Террид, без труда угадывали, каковы ближайшие намерения Симона, и потому бросились укреплять Сен-Сиприен.

Под зорким желтым птичьим оком Рожьера жители предместья – даже дураки из приюта, какие уцелели – таскали камни и бревна. По всему Сен-Сиприену наваливали кучи мусора, выстраивали заграждения – лишь бы конница не прошла, а большего не требуется. Между улиц, и без того кривых и узких, появились опять баррикады. Оба госпиталя, расположенные выше и ниже Нового моста, превращены в бастионы.

Рожьера видели повсюду. Охваченный злой радостью, с потными оранжевыми волосами, перевязанными на лбу ремешком, как у мастерового, он появлялся то у госпиталя на берегу, устрашая горожан, дураков и двух бесстрашных монахинь, то в глубине предместья, у церкви святого Киприана, где проводили ров.

Тулузу плавила невыносимая жара. Казалось, самая утроба земли источает влагу, делая воздух густым и почти непригодным для дыхания. Глазам больно было смотреть на Гаронну, а тусклое небо нависало так низко, что цепляло башни Нарбоннского замка, хотя оставалось безоблачным.

У Мюрэ Симон переправлялся на левый берег – на тех же баржах, что и минувшей осенью. Все шло, как полгода назад: раздраженные рыцари, орущие корабельщики, испуганные кони, бестолковые овцы и еще более бестолковая пехота.

Отряд с Симоном был невелик, сколько уместилось на баржи.

И вот граф Симон подходит к Сен-Сиприену. Все в точности, как минувшим октябрем. Ревут роговые трубы, кричат, ярясь, всадники, грохочут телеги, поспевая за неспешным шагом конницы.

В глубокие рвы, что у церкви святого Киприана, летят с телег мешки с травой, скатываются бревна. А чтоб не препятствовали мостить пути графу Симону, конные наседают на обороняющих рвы.

И Анисант во главе своих копейщиков гонит жителей предместья, чтобы чиста была дорога перед франками.

Прошли первую линию заграждений, почти не задержавшись. Телеги бросили там же – все равно завязнут в извилистых улицах.

Ворвались в предместье, поначалу помех не встречая. И тут ждало их, как и затевали братья Петрониллы, главное – ради чего так легко и впустили франков.

Баррикады превратили Сен-Сиприен в клубок – будто нить с веретена упала и спуталась и от узлов не расцепить ее. И повсюду ждали ловушки, везде жадно сторожили засады, а камни и стрелы готовы сорваться с каждой крыши, из-за каждого поворота.

Пехота больше путалась под ногами у коней, чем помогала. Жара давила все тягостней. Доспехи раскалились. Многие франки сняли шлемы и поплатились за это.

И дрогнули франки.

Видя это, Симон начал отходить. Отступал медленно, осмотрительно, опасаясь, чтобы Рожьер не загнал их в какую-нибудь охотничью яму, загодя вырытую на столь крупного зверя.

Наконец, вырвались на берег Гаронны. С башни, охраняющей подступы к Новому мосту, вслед уходящим франкам полетели камни, но стреляли невпопад и большого урона не нанесли.

Симон опять отступал.

Гаронна сверкала для глаз нестерпимо, будто облитая по поверхности ртутью. Кони уносили тяжелых всадников вдоль уреза воды. Под копытами река вскипала.