Елена Хаецкая: Девочки из колодца

Тилли сжала ее руку своими крепкими шершавыми пальцами.

– Я вовсе не хотела тебя обидеть, – сказала она. – Просто подумалось тут… А что, если вместо того, съеденного бабкой, новый сделать… В общем, увековечить… В мармеладе…

Элси вскочила, побагровела.

– Не смей! – крикнула она. – Все вы… вы по многу раз!.. У вас много!.. А у меня… раз в жизни… и то отнять норовите, сучки…

И понесла, понесла – тихая, нежная Элси, вечно грезившая, вечно бродившая сонной своей душой по неведомым мирам – да так понесла, что возрадовался в храме Эмешлам, что в городе Кута, Нергал, покровитель хамов и матершинников, а небесный Шляпа поскорей закрыл Чайную Соню крышкой, чтобы не слышала.

Тилли допила чай, извинилась перед возмущенно пыхтящей Элси и скрылась в комнате. Там царила тишина, нарушаемая лишь слабым сопением. Марк спал, разметавшись на матрасе – радовался, что толстая Элси, с которой ночевал, обнявшись, на одном матрасе, ушла, оставив ему одному просторное лежбище. Тилли осторожно сняла с него одеяло. Марк не пошевелился.

Рядом ожила Лэсси, которой Тилли нечаянно наступила на руку.

– Тишш… – зашипела Тилли.

Лэсси приподнялась на локте, чтобы лучше видеть, что еще задумала Тилли. Та, прикусив губу, осторожно расстегивала на Марке джинсы (чертова привычка спать в одежде!)

– Помоги мне, – шепнула она Лэсси.

Пока Тилли, обхватив Марка за талию, приподнимала его, Лэсси ловко сдернула с него джинсы. Марк застонал во сне и вдруг улыбнулся.

– Порядок, – пропыхтела Тилли. Еще осторожнее потянула трусы и едва не охнула в голос.

– Что? – с любопытством спросила Лэсси, вытягивая шею.

– Что? – восхищенно отозвалась Тилли. – Да это уже почти что КТО. Глянь сама.

Лэсси подползла поближе, сунула нос.

– Мамочка, – восхитилась она.

Тилли провела по дивному видению пальцами, желая получше изучить фактуру. Отпуская трусы и натягивая на улыбающегося во сне Марка джинсы, Тилли заметила подруге:

– Что ты хочешь… Мужик молодой, непорченый…

И, заботливо укрыв Марка одеялом, поцеловала его в щеку.

Не иссякал рог изобилия. Седмицу не иссякал, другую не иссякал, так что уж казаться стало, будто нет дна у него, будто бесконечен поток изливающихся из него благ: тут тебе и пряники печатные для девичьих зубов, и яблоки с виноградом для изнемогающих от любви, и селедка с водочкой для настоящих мужчин… чего только не было в роге том изобильном.

Третья седмица на исходе была, когда иссяк вдруг источник жизни.

Шарила Лэсси, по локоть руку засунув, в роге том неизобильном – пусто. Искала Элси, и так и эдак пальцами по рогу возя, – пусто. Тилли чуть сама в рог неизобильный залезла, – а ничего не поделаешь, все равно пусто. Бабка-хлопотунья расстроилась, рог перевернула, потрясла – одна монетка в четверть сикля выпала. И все.

Пошла Тилли, купила на монетку хлеба. Скучно стало на дне колодца. Отвыкли уже от мармелада, к плюшечкам привычка выработалась. Сидели за жидким чаем, пустой хлеб жевали, мрачно размышляли.

Наконец Лэсси сказала:

– Партия почти готова. Давайте, девки, поднажмем и к завтрему скинем продукцию.

И все на Тилли посмотрели (кроме Марка – спал безмятежно в комнате, пока на кухне совещание шло).

– Поднажать дело нехитрое, – сказала Тилли. – Как деньги с них вытрясти – вот вопрос.

(«…Всерьез говорить о мятеже не приходится, – бубнило радио, еле слышно – выключить его до конца не удавалось, бабка говорит, сквозь розетку просачивается. – Недисциплинированные и разрозненные выступления сторонников мар-банийской оппозиции… Известно, что мар-бани, потомки знатнейших родов Вавилонии, обнищавшие вследствие полной несостоятельности в бизнесе, проявляя нетерпение… опираясь в своих выступлениях на сброд… безответственные обещания, щедро расточаемые лидерами мар-банийской оппозиции, привлекли на их сторону некоторое количество одураченных трудящихся… Храмы Вавилонии призывают…»)

Тилли допила чай, встала, заранее трясясь от злости.

– Схожу-ка я в контору, – проговорила угрожающе. Кому грозила?

Да и кому страшна она, маленькая оборванная Тилли из Мармеладного Колодца? На те деньги, что в аванс взяла, даже туфель себе новых не купила.

Охранник в предбаннике офиса допросил ее весьма строго и придирчиво, больше от скуки, чем опасаясь диверсии. Пропустил, конечно. И, зевая, в портативный телевизор снова уставился на автогонки.

Знакомой дорогой прошла Тилли по холеному коридору, дверь полированную толкнула. А дверь и не поддалась. Заперта оказалась.