Денис Юрин - Герканский кабан

Миссионеры искренне были убеждены, что человеческое жертвоприношение необходимо, чтобы умилостивить кровожадных богов. Кад Вир поражался тому, насколько наивно это суждение. Ведь даже несмышленый ребенок знает, что, когда урвас уходит на Небеса, открываются ворота между мирами. Когда же свершается ритуал лишения жизни, связь осуществляется в обе стороны: кто-то покидает нижний мир, кто-то или что-то в него приходит… Между мирами, между поколениями Рода, происходит обмен. У каждого человека свой путь, своя задача и свои недуги. Женщина должна рожать, но из-за тягот жизни не каждая на это способна. Когда рождается мало детей, племя приносит в жертву юную, не знавшую мужчины деву, прося у «старших» повысить плодовитость и удлинить жизненный путь их женщин. Нельзя только просить и ничего не давать взамен, нельзя раздобыть дичь, не охотившись!

«Гарбараш» – ритуал для тех, кто идет по пути воина, по пути защитника. Он проводится на земле, которую нужно уберечь, взять под защиту. Небольшой отряд воинов нападает на врагов и, погибнув в неравной схватке, открывает ворота между двумя мирами. Души бойцов уходят наверх, кто-то спускается на их место, и в окрестностях лютует смерть. Чем больше бойцов погибнет, тем дольше будет призрачная связь и тем сильнее свершится проклятие. Остального Кад Вир не ведал, но точно знал, что если совет старейшин и шаманы племени решатся провести «Гарбараш» возле деревянного дома, то у излучины Милоки лучше не появляться десять, а то и двадцать долгих лет.

К несчастью, он не мог обмануть соплеменников и умолчать о совете Анбараса, хоть ему этого очень сильно хотелось…

Ночь медленно угасала. Темнота постепенно сменялась сумерками, уличные фонари затухали. Денборг спал, отдыхала вся колония, и лишь в паре окон на самом верхнем этаже резиденции генерал-губернатора горел свет. Серьезные думы о делах государственных не давали сиятельному графу Корпштайну нежиться в мягкой постели, поэтому он и променял ее на довольно жесткое кресло возле письменного стола.

Хоть заботы вельможи были воистину велики, но они отягчали не только его плечи. В поздний час в его просторном и роскошном кабинете находились еще три персоны, которых, видимо, также одолела бессонница. Первую особу, красивого, молодого мужчину в неброском, черно-белом одеянии, недолюбливали и побаивались вся графская свита и все без исключения начальники королевских колониальных служб, хоть простым горожанам и офицерам чином ниже полковника о нем было совершенно ничего не известно. Это был недавно прибывший в колонию незнатный рыцарь Кевий Фуар, которого, к великому удивлению двора, генерал-губернатор тут же назначил своим доверенным лицом и личным советником по особым вопросам. Формулировка «особый» весьма обтекаема и абстрактна, на практике же она включала в себя буквально все, а дотошный советник нагло совал свой маленький, аккуратненький носик в дела всех служб, советов и ведомств. Он не только инспектировал, но также нахально распоряжался от имени генерал-губернатора. Если кто из чинов требовал официальных распоряжений, тот тут же получал казенные письма с соответствующими указаниями. Кто все равно продолжал строить препоны и «спускать дело на тормозах», тот по какому-то невероятному, загадочному стечению обстоятельств в тот же день оказывался за недоимки в тюрьме, а если таковых не находилось, то с парой переломанных ребер и разбитым лицом – в сточной канаве.

В отличие от Его Сиятельства, который откровенно дремал за столом, советник Фуар неустанно расхаживал по кабинету и, как могло показаться, был переполнен мыслительной энергией и жаждой активной деятельности, для которых, к сожалению остальных присутствующих, пока не находилось достойного поприща. Он то бегал из угла в угол, то прикладывался к бокалу с вином, осушая его жадно, большими глотками, то внезапно замирал, неотрывно глядя на пляску огня в камине. Одним словом, вел себя, как обычный больной во время очередного, сезонного обострения неизлечимого душевного недуга.

Второй особой, решившей своим присутствием скрасить генерал-губернатору бдения в поздний час, являлась более известная колониальной общественности персона. Какой денборгский щеголь не пытался когда-то ухаживать за обворожительной маркизой Онветтой Руак? На сердце и руку знатной красавицы было множество претендентов, да вот только она опечалила всех, год назад внезапно покинув герканскую колонию и уехав в неизвестном направлении. У знати свои неписаные законы, в среде благородных вельмож не принято просто так, в одночасье, собраться и отправиться путешествовать. Сначала нужно объявить о намерении, а затем дать прощальный бал. Своенравная же маркиза попрала все нормы приличия, но стоило лишь белокурой «жемчужине» колонии пару недель назад вновь появиться, как ей тут же простили нарушившую этикет выходку.