Дмитрий Казаков - Солнце цвета ночи

В просторном зале убралась бы вся усадьба Ивара.

Слуги зажигали светильники, развешенные на вбитых в стены крюках, расстилали циновки, бросали на входящих викингов полные страха и удивления взгляды. В одном из углов виднелся самый настоящий очаг, в потолке над ним – отверстие дымохода.

– Разместимся с удобством, – сказал Ингьяльд.

– И нападать на нас будет тоже удобно, – хмыкнул Ивар. – Двери широкие, окон много, все не перекроешь.

Услышал за спиной сдавленное, полное ужаса восклицание.

Слуги медленно пятились к двери, бормотали что-то себе под нос. Смотрели на конунга так, словно он только что разбил статую их бога, да еще и помочился на обломки.

В павильоне Утренней Звезды было прохладно, врывающийся в окна ветерок нес запахи цветов и свежей зелени. Тень императора за ширмой двигалась неспешно, время от времени доносилось причмокивание, туда-сюда сновали слуги с пустыми и полными блюдами.

Гравицкоатль терпеливо ждал.

Вчера вечером, только увидев чужаков с прозрачными, как вода, глазами, он ощутил сильнейшую тревогу, а ночь провел в молитвах и беспокойном сне, полном жутких видений.

Пронесли воду в украшено драгоценными камнями тазу, раздался плеск, довольное урчание, и тут же слуги подхватили ширму и отодвинули в сторону. Жрец, встретившись взглядом с императором, поклонился, ощутил лбом шершавую плоть циновки.

– Ты появился во дворце с самого утра, – голос правителя звучал тихо, но Гравицкоатль знал, что он может звенеть, словно медный гонг и реветь, точно храмовая труба. – Что отвлекло тебя от выполнения обязанностей в храме?

– Забота о безопасности владыки и государства, – проговорил Гравицкоатль, не поднимая взгляда.

– Да ну? – император хмыкнул. – Говори!

– Прибывшие вчера в Теночтитлан чужаки, коих невежды именуют детьми Кецалькоатля, – жрец ощущал, что в словах его сквозит злоба, но остановиться не мог, – должны быть убиты как можно скорее, а их кровь – пожертвована великим богам.

– Интересно… – правитель ацтеков с удивлением разглядывал склонившегося перед ним служителя Уицилопочтли, думая, какая муха того укусила. – Я сам пригласил их быть моими гостями, а теперь должен отправить на жертвенный камень? Ты понимаешь, что предлагаешь?

– Истинно так, владыка, – Гравицкоатль осмелился поднять голову, лицо его исказила злобная усмешка. – Великий покровитель нашего народа, Светоч Мира, Сияющий Орел явил мне ночью видение. И затряслись мои члены и ослабли, и пал я на пол бездыханный…

– Ладно тебе, про члены-то, – буркнул император. – Что конкретно сообщил тебе Уицилопочтли?

– Он показал, как такие вот белые люди со светлыми глазами сжигают наш город, обращают в развалины его дворцы и храмы, – жреца трясло, черные глаза его дико сверкали, а раны на щеках, оставшиеся от ритуального самоистязания, набухли свежей кровью. – Показал, как лягушки квакают там, где был Теночтитлан, и рыбы жиреют от мертвечины!

– Очень здорово, клянусь зеркалом Тескатлипоки, – император огладил подбородок.

Он прекрасно понимал, что должен прислушиваться к советам жрецов, особенно вот этого, тщедушного и злобного, точно змея, но в то же время осознавал, что принеся в жертву тех, кого сам назвал гостями, будет обречен на долгие муки совести.

Да и слишком невероятной выглядела мысль о том, что горстка чужаков сумеет разрушить протянувшуюся от океана до океана империю.

– Эх, если бы мы взяли их в плен… – пробормотал правитель ацтеков. – Так ведь нет – сами пришли! Знаешь чего, – его взгляд обратился к замершему в ожидании жрецу. – Давай подождем. Когда Солнечный Орел явит волю более открыто, тогда и начнем действовать.

– Мудрость владыки превыше всего, – мрачно ответил Гравицкоатль.

Птицы за окнами вопили мощно, словно перепившиеся русичи, немелодично храпели викинги, кто-то тоненько и жалобно присвистывал, точно глиняная свистулька.

Ивар открыл глаза и потянулся, ощущая, как хрустят суставы и расправляются занемевшие от долгого лежания мускулы.

– Да куда ты лезешь, клянусь подолом Фрейи? – донесся от дверей раздраженный шепот Ульва. – Не видишь, спят все?

– Но велено купать гостей… – растерянно отозвался кто-то.

Ивар поднял голову – у широких дверей Шестирукий препирался с малорослым ацтеком, облаченным в набедренную повязку.

– А, конунг, – обрадовался Ульв. – Вот, пришел. Требует, чтобы мы проснулись и отправились купаться.