Дмитрий Казаков: Ненависть

Ложбина пересекает путь. Обхожу ее стороной, пробираясь сквозь густой кустарник. Ветви пытаются ухватить меня корявыми тонкими руками, но не им удержать меня. Мы, жители старого мира, наделены властью над природой в гораздо большей степени, чем плоды ошибки Творца, выкидыши, увы, щедрой утробы матери-Земли, которые сейчас владеют мирозданием. Кустарник остается за спиной, жалобно шелестя, из-за холма огненным оком выныривает костер. При виде пламени ненависть взрывается внутри слепящей молнией, и некоторое время я не вижу ничего, кроме огня, и склоненных к нему силуэтов…

После эльфов пришла очередь невысокликов. Но те оказались умнее горделивых владык леса. Они бежали, не стали ввязываться в кровавую и бесполезную войну. Куда скрылись они, не знает никто. Может, до сих пор живут они где-либо в потаенных лесах, под землей. Кто знает, может оно и так, но уже несколько тысяч лет я не видел ни одного невысоклика. А люди? Люди осквернили жилища малорослого народа. Да, осквернять они умеют очень хорошо…

Медленно, пригнувшись, приближаюсь к костру. Пламенный цветок, словно чувствуя мое приближение, шипит и плюется искрами. Растут темные фигуры около огня, а вместе с ними увеличивается и ненависть. Тяжелым комом давит на грудь, от дыхания моего сейчас, кажется, сейчас начнет таять снег. Приходится сдерживать рвотный рефлекс, удерживая раскаленную блевотину ненависти внутри. Сдерживаюсь, и подхожу осторожно. В лунном свете, что обтекает меня, боясь осветить, хорошо видно людское становище. Два жилища из плотной ткани, четверо людей перед костром. Молодые и сильные. Они смеются, звуки далеко разносятся по сугробам. Да, когда-то и мы много смеялись. Особенно любили повеселиться жители предгорий, гномы…

С гномами люди расправились очень жестоко. Изгнали их из предгорий, заперли в бесплодных скалах, заставляя умирать от голода. Людей к тому времени стало так много, что в открытом бою жители гор точно потерпели бы поражение. Некоторое время гномов еще терпели, ведь те в обмен на еду добывали в горах золото и драгоценные камни. Но позже людская жадность взяла верх. Гномов хватали и пытали, пытаясь выведать секреты горного дела, расположение самых богатых жил. На жителей гор охотились, словно на диких зверей, и вновь стелился над землей смрад горящей плоти, и доносились крики пытаемых. Но гномы оказались крепче камня, из которого и родились. Они молчали, ни один ничего не сказал, и их уничтожили…

Не в силах больше сдерживаться, выпускаю ненависть на волю. Позабыто все, оковы разума сорваны. Хриплый рев оглашает притихшие горы. Люди у костра мгновенно вскакивают, и четыре пары зрачков расширяются от ужаса. Я знаю, что они видят. Высокое, раза в два выше человека, мускулистое существо, покрытое с головы до ног белым сверкающим мехом. Багрово горят огромные глаза, а клыки в пасти поблескивают весьма недружелюбно. Я широко улыбаюсь, вкладывая в широкий оскал всю ненависть. Я уже знаю, что буду делать. Вернее не я, а сконцентрированная во мне ненависть всех, кто погиб от людских рук. Я лишь наконечник стрелы, летящей к цели. Медленно иду к костру, четверо, чьи лица посерели, не выдерживают, и с воплями бросаются бежать. Слышен хруст снега под ногами беглецов. Пусть бегут, я догоню их позже. Сейчас мне интересны те пятеро, которых я унюхал в одном из тканевых жилищ.

С орками они воевали дольше всего, ведь орков тоже было немало. Кровь текла реками, делая степь коричневой. А чем оправдать поголовное уничтожение побежденных? Чем? Вот и возникла людская сказка о том, что орки были тупыми кровожадными чудовищами. Естественно, таким не место на земле. Но ведь не были орки столь плохи, не ели они человеческого мяса, не нападали первыми, а воевать выучились у людей. И в войне этой ушли, сгинули, подобно остальным…

Клокочущая лава в горле толкает вперед. Легко, одним когтем, разрываю полог странного обиталища, и ткань оседает бессильными крыльями. Внутри – обезумевшие от ужаса, странно одетые люди. Они видят меня, и слитный крик оглашает суровый холодный мир. Ненависть в моем лице протягивает руку, не торопясь, наслаждаясь собой. Крик одного из людей захлебывается хрипом, ведь так трудно кричать со сломанной шеей! Второй падает, харкая кровью, от удара у него переломаны ребра. Огонь, пылающий во мне, не хочет гаснуть, каждая смерть лишь добавляет жару. Третий успевает схватить нож, но рука его повисает сломанной веткой, бесполезной лезвие вываливается из ослабевшей руки. Я сильнее их и быстрее, они даже не соперники мне, лишь жертвы. Последним двоим я не дал легкой смерти, я сломал им ноги. И со сломанными ногами оставил умирать на морозе…