Роберт Сальваторе - Дорога Патриарха

– Ну что ж, если вы отдадите мне свои уши, то ступайте на все четыре стороны, - сказал он по-гоблински с сильным акцентом. - Будете вы жить, плоскоголовые, или сдохнете, мне без разницы, но ваши уши - мне. - И, достав с этими словами маленький нож, он метнул его, всадив в пол у ног незадачливой троицы. - Отдадите мне каждый левое ухо и вернете нож, а потом идите себе. Не хотите - срежу уши с ваших трупов. Выбирайте.

Гоблин, что стоял правее, поднял копье и с воплем бросился в атаку.

Именно на это Атрогейт и рассчитывал.

Услышав, что Атрогейт с шумом ломится в дверь, Артемис Энтрери скользнул за ширму. Он не только недолюбливал дворфа, но и не доверял ему, потому возможность подслушать пришлась кстати.

– Вот где эта тощая полукровка, что хочет меня обскакать! - взревел Атрогейт, переступив порог комнаты Калийи.

Женщина мельком взглянула на дворфа, ничуть не испугавшись, - Энтрери понимал, что она спокойна, зная, что он рядом.

– Ну, чего, думаешь, имя себе здесь заработала?

– Ты это о чем?

– Ах, госпожа Калийа, первая в списке, - кривляясь, ответил Атрогейт.

Среди смельчаков из Ворот Ваасы, отправлявшихся в походы в необжитые земли, шло своеобразное соревнование. За уши диких тварей, населявших эти территории, было назначено вознаграждение, но, чтобы подстегнуть энтузиазм, командиры крепости еще стали вести и список самых удачливых «охотников за головами». Почти с самого начала имя Атрогейта бессменно возглавляло этот список, пока несколько месяцев назад Калийа не обошла его. А ее погибшая подруга Парисса отстала от дворфа всего на пару очков.

– Думаешь, меня это волнует? - спросил он.

– Во всяком случае, явно больше, чем меня, - невозмутимо ответила полукровка, а Энтрери за ширмой удовлетворенно кивнул, довольный ответом подруги.

Посопев, Атрогейт взревел:

– Недолго тебе там быть!

Энтрери чутко прислушивался, стараясь понять, угрожает он Калийе или нет. Машинально сжав эфес, он неслышно ступил, переместившись к ближайшему к двери краю ширмы, откуда удобно было бы атаковать дворфа с фланга, если потребуется.

Атрогейт поднял руку с зажатым в ней туго набитым мешочком, и наемный убийца успокоился, сообразив, что там внутри.

– Тебе снова придется смотреть мне в спину, полукровка, - потрясая мешком, сказал Атрогейт. - Четырнадцать гоблинов, парочка тупоголовых орков и один огр на закуску.

Калийа равнодушно пожала плечами.

– Так что если ты крепкая, продолжай охотиться и зимой, - вещал Атрогейт. - Я же отправлюсь на юг и буду пить, пока снег не сойдет, поэтому снова можешь стать первой на несколько месяцев, если повезет. Но как только снег растает, все, уступишь мне место.- Помолчав, дворф ухмыльнулся в кустистую бороду. - Правда, подружки-то твоей больше нет, с кем пойдешь? Если только этого проныру уговоришь, только он, небось, холодов побоится!

Калийю передернуло при упоминании о Париссе, и Энтрери, заметив это, даже не рассердился на оскорбление в свой адрес. Полукровка все еще тяжело переживала потерю. Парисса с Калийей дружили много лет, бывали во многих передрягах, но она погибла по дороге в Палишук, выпав из повозки, которой правил Энтрери, во время битвы со страшными, похожими на змей летающими чудищами.

– Добрый мой дворф, мне совсем не хочется тащиться куда-то убивать гоблинов, - сказала Калийа, справившись с собой.

– Ну, как знаешь, - фыркнул дворф. - Мне-то все едино, я так и так весной буду первым, так что ты и другие, кто думает меня обойти, можете даже не надеяться! Не выйдет!

– И наплевать.

Гордо выпятивший грудь Атрогейт несколько растерялся, услышав такой ответ. Буркнув нечто нечленораздельное, он еще раз тряхнул своим мешком перед носом у Калийи, сказал: «Н-да» - и повернулся к двери.

Энтрери даже не посмотрел в его сторону, целиком сосредоточив внимание на подруге, которую, несмотря на внешнюю невозмутимость, разговор с дворфом явно расстроил.

ДОРОГА В БЛАДСТОУН

Трудно было вообразить себе спутников более непохожих друг на друга. Джарлакс, ехавший на высоком сильном жеребце, был одет отменно - шелковая одежда, широкий плащ, пурпурная шляпа с огромными полями, украшенная пером диатримы. Дорожная грязь как будто не приставала к нему - ни пылинки, ни пятнышка не было на его вещах. И сам он, изящный и стройный, сидя в седле очень прямо, походил на безупречно воспитанного знатного вельможу. Его нетрудно было принять за какого-нибудь принца-дроу, искушенного в дипломатии.