Александр Зорич - Люби и властвуй

Толстый красноносый бородач. Оружия в его теле Эгин не оставлял. Это точно ― меч-то уж он выдернул. Отчаявшись после двух неудачных попыток с этими, из Единства, найти у него хоть ломаный грош, Эгин собрался уж было не копаться больше в мертвечине и ехать поскорее прочь, но…

Что-то знакомое померещилось в лице лежащего в луже известной красной жидкости человека. Не назвавшего себя и не предъявлявшего никаких жетонов. Вот если бы не борода… Эгин склонил голову набок. Прищурился. Подошел ближе.

Неужели? Четвертое Поместье… Нет, это было чуть позже ― в Староордосской крепости. Как-то его там звали… Эрпоред? Варпорат? Капилед? Нет, самого молодого (тогда ему было лет сорок) и спесивого наставника их соседей по Староордосской крепости звали Эрпоред. Эгин с ним знаком не был. А вот Иланаф был. Иланафа Эрпоред наставлял в истории народов и различении Вещей и Писаний. Иланаф однажды вскользь обмолвился, что если и был когда-то в Своде по-настоящему умный человек, ― так это Эрпоред. Но до чего же странно, что наставник закрытой высшей школы вновь вернулся в мир и спокойно так разъезжает вместе с офицерами Свода по Варану. Может, это все-таки не Эрпоред?

Эгин запустил руку за пазуху бородача, чтобы глянуть, есть ли при нем подорожная и Внутренняя Секира. В этом было больше праздного любопытства, чем пользы, но уж очень Эгину хотелось знать, обманывают ли его глаза и память. И отчего кобыла неприметного бородача вдвое моложе и вдвое дороже и по виду, и по стати, чем лошади двух его попутчиков. Купчина?

Наконец рука нашарила что-то твердое. Футляр с подорожной. Значит, тоже коллега, только с таким важным поручением, что ради него даже налепил фальшивую бороду. Теперь вблизи было видно, что это такая же борода, как у Вербелины волосы. И еще что-то выпирающее из-под камзола. В коробочке, наподобие той, в которой одним памятным днем «шмель» принес Эгину серьги Овель.

Со всей возможной небрежностью Эгин открыл коробочку, следя боковым зрением за тем, что происходит по краям площадки у водопоя. Что-то бессовестно и тревожно ныло у него внизу живота. Как бы не появилась следующая тройка офицеров… Ну, что же там среди атласа, расшитого цветочками? Деньги? Дым-глина? Амулет? Драгоценности?

О нет, милостивые гиазиры. Золотой рожок, сужающийся к концу. Золотой или что-то в этом роде, а конец его загибается прихотливой дугой, увенчиваясь чем-то наподобие когтя. И эту штучку Эгин уже видел однажды, нарисованной в книге Арда оке Лайна. В книге, из-за которой погибли три креветки его Зрака Истины и аррум Опоры Писаний Гастрог.

Красноносый фальшивый бородач оказался самой важной персоной из всех трех, ибо вез в столицу ни много ни мало, а хвост и жало Скорпиона, Убийцы отраженных.

Денег, однако, при нем вообще не оказалось. Равно как и Внешней Секиры. Но Эгин теперь не сомневался ни мгновения в том, что это был все-таки Эрпоред. Ибо какая может быть Секира у наставника? Правильно, никакая.

На левом плече Эрпореда Эгин уже вполне в соответствии со своими ожиданиями обнаружил почти идеальный прямоугольник из четырех белых шрамов. Да, когда-то он был офицером Свода. Потом он в чем-то крепко провинился, но все-таки спас свою шкуру. Внутреннюю Секиру удалил прежний Знахарь, и Эрпоред стал наставником. А потом чья-то воля ― очень могущественная воля! ― выдернула его из Староордос-ской крепости и швырнула в Урталаргис. Зачем? Затем, чтобы извлечь из темных складок мировой ткани жало Скорпиона. Затем, чтобы вновь вверить Эрпоре-ду Секиру (кого? как знать, может быть, и пар-арцен-ца ― мысленно пожал плечами Эгин). Затем, чтобы подставить Эрпореда ранним утром сего дня под клинок скромного рах-саванна Опоры Вещей. Ибо Эрпоред при всем своем недюжинном уме фехтовать так толком и не научился.

Так думал Эгин, снимая траурно позвякивающие шпоры с сапог умного Эрпореда.

Кобыла бородача Эрпореда была отнюдь не тихоней. Поначалу она два раза едва не сбросила Эгина, и ему удалось удержаться в седле лишь чудом. Впрочем, Эгин был тоже отнюдь не идеальным всадником, ибо весь следующий день он только и делал, что вонзал в лошадиные бока шпоры, не давая отдыха ни животному, ни себе. А потому, когда на землю спустились сумерки и Эгин решил, что три часа сна ему просто необходимы, взмыленная кобыла подтверждала всем своим видом простую мысль о том, что этой же ночью придется позаботиться о новом средстве передвижения.

Ночь Эгин провел в придорожной гостинице. Перед тем как завалиться на кровать, проглотив ужин, приготовленный в расчете на невзыскательных купчиков и зажиточных ловцов всякой морской снеди, Эги-ну пришлось попотеть над подорожной аррума.