Мария Вересень - Ведьмин Лог

– Кому притирание?

– Да Карпычу моему, совсем ревматизм скрутил. Говорила ему зимой: одевайся, не молодой уже, – дак нет, бегает расстегнутым.

Рогнеда, вопреки возрасту и всем своим стараниям, оставалась белолицей и румяной. В отличие от большинства прочих ведьм у нее имелся законный муж. А ее шестеро детей, стыдясь матушкина промысла, настойчиво зазывали ее жить в двухэтажную кирпичную хоромину. Но она упорно жила в землянке, хотя злые языки утверждали, что Великокняжеский монетный двор работает на нее одну. Но, к счастью для Ведьмина Круга, тетка Рогнеда была подвижницей. Как вбила она себе с детства, что слаще доли, чем ведьмина, нет, так с этой мыслью и жила. Учила меня и Ланку травоведению, лекарству, а тайком от бабки Марты еще и тайным заговорам, из-за чего не раз была таскана бабкой за волосы. Притом что Рогнеда-то настоящая ведьма, а бабка наша аферистка чистой воды. А когда, интереса ради, мы спрашивали, отчего она Марту в жабу не превратит, Рогнеда тяжело вздыхала и, пугая нас непонятными словами, говорила: «Нельзя, иерархия, понимаешь».

– Bay! – пучили мы глаза.

За это златоградское словечко бабка уже нас таскала за волосы – в общем, она еще тот воспитатель, злыдня логовская. Да что там Рогнеда, если бабка Марта отчиму нашему, Крулю, перед носом фиги крутила! Очень убедительно обещая все хозяйство отсушить. И Круль, что показательно, ее боялся, визжал и прятался в кладовой, когда она лезла в драку. Хотя весу в ней в те годы было не в пример меньше, это она уж нынче отъелась на архиведьминских харчах.

Углубившись в воспоминания, я как-то забыла про Ланку, а та копалась, копалась в барахле да как завизжит – и швырнула мне в лицо какой-то гадостью. Я успела поймать эту ее находку в полете, а та заизвивалась и мазнула меня по лицу змеиным хвостом. Тут уж я сама завизжала, вскочила, ударилась о Рогнеду, та взвизгнула, высоко поднимая над головой бутыль, а потом рявкнула, как сотник на новобранцев:

– Ложись!!!

Я послушно плюхнулась на живот, а прямо перед моим носом на пол упала надутая шкурка ужа.

– Ланка, ты бестолочь!

– Да ну тебя, шуток не понимаешь! – огрызнулась из своего угла тоже припавшая к полу Ланка.

– А ну, лежите молча! – рявкнула Рогнеда, осторожно поставила штоф на стол и попятилась, не спуская с него гипнотизирующего взгляда. – Щас как бабахнет!

– Да не бабахнет уж, – одновременно поднялись мы с сестрицей, взглядом пообещав друг другу припомнить это.

По части бабаханья опыт у нас был огромный: эта землянка была уже третьей у Рогнеды, первые две мы с Ланой за время нашей учебы успешно сровняли с землей. Ланка фыркнула, вздергивая нос; я нахмурилась, припоминая что-нибудь поядреней из бабкиного арсенала; штоф булькнул, словно перепивший пьяница; и Рогнеда с воплем:

– А-а! Чтоб вас!!! – рванула к дверям, широко раскинув руки и этими самыми руками нас сграбастывая.

Когда нас вынесло на улицу, прямо в гущу куриного собрания, что-то оживленно обсуждавшего прямо на пороге рогнединой землянки, сзади жахнуло волшебное варево, и нас накрыло сорванной шкурой, по которой пробарабанили тяжелые, гнусно воняющие капли. Пару курей прибило сразу, остальные с воплями разбежались.

– Что это было? – поинтересовалась я, не решаясь высунуть из-под тяжелой шкуры нос.

– Эксперимент, – прислушиваясь к творящемуся в доме, призналась Рогнеда. – Хотела, понимаешь, с новыми ингредиентами поработать. Откуда ж мне было знать, что вас черти именно сегодня приволокут!

– А когда же нам было приволакиваться, – кряхтя, стала выползать из-под шкуры Ланка, – если Маргоша вчера как кипятком ошпаренная по всему Логу бегала, вопя, что у нее снова пузо на глаза полезло. А бабаня – женщина суровая и решения на потом не откладывает.

Рогнеда сдвинула брови, и я поспешила ее утешить:

– Но бабахнуло-то здорово! И что важно, не в момент применения! – Я подняла вверх палец, хотя тут же спрятала его за спину, потому что уж больно много мы от бабани всяких жестов понахватались, что ни говори, а она у нас харизматичная старушка, ей невозможно не подражать. Пусть мы и клялись друг дружке, что не будем ей уподобляться, а то нас по первости и так дразнили «мартушками» и «мартятами». А те, кто знал, что она в паспорте имя подтерла, – еще и «Марфушками» или попросту «маленькими злыднями». А все равно нет-нет да и вылезет наружу что-нибудь бабушкино.

Рогнеда посмотрела на мой палец, хмыкнула и поднялась с земли этаким бирюковским богатырем в вонючей шкуре, фартуке, крагах и куриных перьях. Не удержалась и от того, чтобы беззлобно, но крайне обидно наподдать нам по мягкому месту.