nastiel - Кровь и туман (СИ)

Стефания посыпает пеплом обод, соединяющий её и папино предплечья и произносит слова на неизвестном мне языке. Пепел кружит вокруг обода, но не падает на крышу, а ровной лентой устремляется вверх, к облакам. Вслед за ним опустошается и урна. Так, две ленты, переплетаясь, достигают невидимого глазу силового поля над Дубровом и навсегда исчезают, став его частью.

Проводив их взглядом, я позволяю себе шёпотом спросить у папы, что значат сказанные Стефанией слова, забывая о том, что вообще-то должна прекрасно быть об этом осведомлена.

Но отец слишком глубоко погружён в происходящее, чтобы заметить в моём вопросе очевидную странность, и отвечает:

– Это значит: “С этой секунды и до конца времяисчисления ты принадлежишь энергии, благодаря которой был рождён, и имя этой энергии – магия. Отныне начинается твоя посмертная служба. Теперь ты Спящий” .

***

После прощания мама идёт на работу на ночное дежурство, и я навязываюсь проводить её. Обычно детский дом я посещаю редко. Даже мимо лишний раз стараюсь не ходить, прокладывая свой маршрут по городу; слишком уж жалко смотреть на оказавшихся никому не нужными детишек, играющих за высоким крашеным забором. Но в последнее время я становлюсь частым гостем здесь. Самые маленькие начинают называть меня по имени, старшие же уже не глядят с таким откровенным недоверием.

Мне хоть и жалко их всех , но в детском доме я только ради одного.

Точнее, одной.

– Тебе точно здесь нравится? – ещё раз спрашиваю я.

Ощущение такое, будто я предала не только Вету, но и Кирилла. Душит.

Вета сидит напротив меня на краю углового дивана и мнёт в руках мягкого зайца.

– Да, – отвечает, а смотрит куда-то в сторону.

Я оборачиваюсь и нахожу у окна похожую на саму Вету своей хрупкостью девочку в спортивном костюме на размер больше нужного и с коротко подстриженными белыми, практически прозрачными волосами.

– Она болеет, – шёпотом добавляет Вета. – Иногда, когда я чувствую, что во мне накапливается достаточно сил, я создаю иллюзию, где показываю ей жизнь, которая у неё могла бы быть. Во сне, разумеется.

– Зачем?

– Твоя мама сказала, что ей осталось чуть больше года.

– Кирилл для пиратов делал то же самое, – улыбаясь, говорю я.

Только всё равно чертовски грустно, и это никак не скрыть.

Эта маленькая девочка передо мной – боец. Всего тринадцать, а видела, знает и прошла через то, что легко сломило бы любого. Меня – уж точно. Город бездушников… Как вспомню – в дрожь бросает. А я пробыла там совсем немного.

Остаться на месяцы, а то и годы – не представляю, каково это.

– Ты можешь жить в штабе, – напоминаю я. – Если хочешь.

– Знаю, – говорит Вета, как мне кажется, только из уважения ко мне и моей идее.

– Но там нет никого твоего возраста, – договариваю я.

И вот тут Вета со мной согласна больше, чем была до этого.

– Но я буду приходить к тебе каждый день, ладно? – я осторожно придвигаюсь к ней ближе, а, оказавшись рядом, треплю её по волосам. – У меня ещё остались игрушки, которые я давно хотела передать в детский дом, но всё никак не могла, а теперь точно знаю, что они попадут в надёжные руки.

– Мне нравится этот заяц, – Вета прижимает мягкую игрушку к груди.

– Это была Славина любимая игрушка, – говорит мама, появляясь в комнате. – Она звала его Тимошей. – Подходит к нам. Меня бегло целует в лоб, а на Вету просто смотрит, но так… Вета жива и здорова, но в маминых глазах как-то слишком много сострадания. – Как твои дела?

– Хорошо. – Вета с мамой учтива и вежлива. – Очень вкусный был обед, Тамара Павловна.

– Тётя Тома, Вета. Мы уже об этом говорили.

Забавно. Не знаю, как здесь, но воспоминание о прошлой жизни, где маме не очень нравился мой друг Кирилл, вечно втягивающий меня в неприятности, в голове проигрывается отчётливо. Специально ли она старается игнорировать их с Ветой родство или для неё все дети в детском доме автоматически становятся “её детьми” – теперь я могу только догадываться.

– Извините, тётя Тома.

Мама качает головой. Ещё раз бегло осматривает нас и уходит к другим детям. Так она останавливается у мальчика, сидящего с воспитателем на полу и складывающего кубики, чтобы показать ему, как лучше построить домик, у двух близняшек, рисующих цветными мелками на пробковой доске, чтобы похвалить их за получившуюся картину, у самой старшей среди всех, кого я видела, девушки с густыми волосами, заплетёнными в толстую косу, чтобы поинтересоваться, что она с таким интересом читает.