Лилия Гаан - Страстные сказки средневековья Книга 2.

У графа неприятно сжалось сердце - почему-то о такой опасности он не подумал. Неужели Вийон подарил его жену воровскому королю?

- Даже в самом жалком положении, донна Стефания все равно остается дарованной Богом супругой, и я никогда её не оставлю, до какой бы степени она не пала, - серьезно заверил он священника,- для меня слова брачного обета священны и обязательны!

Отец Антуан благожелательно посмотрел на графа, быстро и с душой его перекрестив.

- Я помолюсь, чтобы благая цель увенчалась успехом! А вы приходите сюда ближе к вечеру. Сейчас все бродяги на работе по разным уголкам города и лишь только к ночи соберутся в своем приюте, тогда-то мы и сможем увидеть короля!

Гачек, узнав, куда собрался де ла Верда, в ужасе принялся отговаривать его от этого шага.

- Вас убьют, ваша светлость! Это кровожадный и безжалостный народ! Они могут вас вздернуть, просто ради интереса посмотреть, как вы дрыгаете ногами в воздухе.

- Может, там удерживают Стефанию,- ответил на все уговоры граф, снаряжаясь в дорогу,- так или иначе, но другого выхода у меня нет! Единственный след писаки Вийона уходит в это мерзкое место, значит, и мне следовать туда за ним.

Во Дворе Чудес они оказались в тот момент, когда над Парижем зажглись первые звезды.

Отец Антуан легко миновал все препятствия, возникающие на пути, что-то то и дело шепча попадающимся по дороге бродягам, плотным потоком стекающимся в это странное место. Таких уродов, да ещё в таком количестве, граф никогда не видел. Вся эта грязная, безобразная, вонючая рвань стремилась к своей цели, мало обращая внимания на затесавшихся чужаков.

- Все они угодны Богу,- тихо объяснял священник по дороге,- не менее чем ткачи, плотники и кузнецы. Их профессия будить в душах милосердие, а это не простая задача, когда люди так черствы. Поэтому это место и называется Двором чудес. Здесь при помощи красок и кистей рисуют язвы, болячки и раны. Кого здесь только нет - и воры, и разбойники, и нищие! В общем, отверженные, опустившиеся на самое дно жизни.

Граф брезгливостью никогда не отличался, мало того, в силу обстоятельств сам иногда бывал в различных вертепах, но на этот раз почувствовал тошноту и отвращение.

- Как вы все это выносите,- тихо поинтересовался он у отца Антуана,- неужели не противно изо дня в день копаться в отбросах?

- Они такие же люди, как и все, и гораздо больше нуждаются в пастырском наставлении, чем другие, более обеспеченные горожане! Вера - это единственный светлый островок в их душах, призрачная тоненькая ниточка, связывающая с остальным миром, который эти бедняги так люто ненавидят. Моя задача - не дать погаснуть этой искре! Вспомните Священное писание - первым в Царствие небесное вошел не фарисей, а разбойник!

Де ла Верда покосился на умиротворенное лицо кюре и промолчал. Он уже сталкивался с подобными подвижниками и знал, что они счастливы этим беззаветным служением. Во все времена именно из этой породы людей и выходили святые христианской церкви. Ими двигала, прежде всего, любовь к людям, независимо оттого, что они собой представляют. Увы, граф не мог похвастаться таким смирением. Фамильная гордость преобладала над христианской добродетелью, и побороть в себе презрение к опустившимся людям он не мог. Наверное, поэтому, Господь и оградил его от принятия монашеского чина.

Знаменитый и страшный Двор Чудес на самом деле представлял собой большой участок земли, окруженный развалинами самого неприглядного вида. После гражданской войны начала века, многие дома парижан оказались покинуты из-за смерти или бегства своих хозяев. Под опустевшими кровлями стали селиться всяческого рода бродяги и попрошайки, которым было мало дела до целостности жилья. Все рушилось, приходило в негодность, оставшиеся обыватели бежали от такого страшного соседства, и, в конце концов, этот квартал стал воровским царством. В этот час он был плотно забит обитателями, черными тенями шевелящихся вокруг ярко горящих костров. Людские голоса, состоящие из мужских выкриков, женского визга и детского плача, сливались в одну чудовищную какофонию звуков. Все они гомонили, никто никого не слушал, пахло протухшей грязью, вином, запахом никогда не мытых тел. Здесь же у костров бродяги преображались в нормальных людей, отстегивая култышки от нормальных ног, смывая язвы и нарывы. Где-то кто-то кого-то бил, где-то ругались. На отца Антуана и его спутника, казалось, никто не обращал никакого внимания.