Андрей Лазарчук - Кесаревна Отрада между славой и смертью. Книга I

И вот этому тоже пришёл конец. Начиналось что-то иное, неясное и страшное.

На пристани, услышав издали скрип уключин, заржали кони. Тут же выше поднялось пламя сигнальных костров. Маяк Мариан после таинственных исчезновений пятерых его смотрителей так и не смогли вернуть к службе, а на строительство нового маяка не было ни казны, ни воли.

Тело Домнина с должным почтением уложили в те конные носилки, которые должны были нести его живого; Алексей тронул коленями бока Дия, гнедого жеребца, подаренного кесарем взамен павшей Силени; Дий хорошо слушался всадника, но Алексея несколько смутила та лёгкость, с которой он принял нового хозяина; освещая себе путь масляными фонарями, отряд двинулся ко двору.

Падал мелкий снег. Ветер изредка касался верхушек деревьев, но вниз не спускался. Луна медленно показывалась в разрывах туч, потом так же медленно скрывалась. Невидимые иглы плавали в воздухе, впивались в лоб и щёки.

Мерно дышали кони.

Похоже было на то, что Алексей задремал в седле и продолжал видеть во сне тихую дорогу, тени от фонарей да заснеженный лес…

Потому что когда раздался пронзительный крик, вырвавший его из покоя пути, оказалось, что он только что передал поводья Дия отроку, а сам, покачиваясь, направляется к носилкам, у которых в нерешительности стоят с фонарями челядинцы и стражники.

…Крик нёсся из выбитого окна палат. Стёкла ещё, сверкая тускло, падали на снег, а Алексей уже взлетел на крыльцо и нырнул в клубящийся мрак внутренней лестницы.

Плыл запах смолы и каких-то забытых трав.

Прихожий зал. Пятна белых потерянных лиц.

Трапезная. Библиотека. Дым плотнее.

Рассевшаяся, будто и не каменная, а слеплённая из мягкой глины печь. Поток холода из провала окна.

Простоволосая августа застыла, выставив перед собой руки со скрюченными пальцами. Кесарь сидел за столом, уронив голову на кулак. Старший сын его, Войдан, в странной позе стоял в простенке, совершая быстрые непонятные движения. Он походил сейчас на приколотую иглой к дощечке ящерицу.

А напротив них в воздухе колыхалась тень. Сгусток тьмы.

Алексей почувствовал, как невидимый ледяной нож коротко свистнул меж рёбер, рассекая плоть, и узкая рука скользнула в рану, уверенно нашла сердце и обхватила его. Тут же сами собой подогнулись ноги, пресеклось дыхание, и смертная истома заклубилась, наполняя и заслоняя всё. Тень обернулась к Алексею…

Это был Гроздан Мильтиад, доблестный слав, служивший семейству Паригориев и погибший десять лет назад в безумной смелости рейде в Степь: тогда две сотни славов-отважников попытались добраться до ставки Авенезера Третьего… Никто из того рейда не вернулся, и лишь много времени спустя от мирных степняков стали известны подробности чудовищного разгрома – и того, что было со славами после…

Накануне того рейда Гроздан и с ним ещё восемь воинов приезжали к старцу Филадельфу за советом. Там Алексей и видел его.

– Гроз… дан…

Мёртвый слав мёртво улыбнулся. Невидимая рука, сжимавшая сердце, обманно разжалась – чтобы впустить надежду и сжаться вновь.

Не такой смерти желал себе Алексей Пактовий, когда давал клятву на верность кесарю Радимиру…

Хотя – почему не такой? Заслонить собой кесаря в бою или от клинков убийц – вершина, предел желаний всякого слава. Отвлечь на себя злое волшебство, дать господину секунду передышки, в которую он может… может…

Гигантская пиявка впилась в нутро Алексея, примостилась, напряглась – и потянула, всасывая ставшие от ужаса жидкими внутренности и кости.

"Стой, Гроздан!" – тяжёлый рык расколол Алексею череп. Он схватился за голову, отшатнулся, крича – и увидел, как тяжело поднимается со своего места кесарь… "Гроздан, воспрещаю тебе!"

Холодом обвило плечо и бок – будто в самую стужу привалился к каменной стене. Мимо прошёл и встал напротив мёртвого Гроздана мёртвый Домнин.

И Гроздан будто бы даже попятился, но тут же остановился.

"Старик, уйди. Я не подчинюсь тебе, бедный седой мотылёк. Тот, кто послал меня, готов овладеть миром, а чем можешь овладеть ты? Садовой лейкой? У тебя ещё есть время уйти самому. Даю тебе три счёта…"

"Не трудись считать, трус. Здесь ты не пройдёшь. И ты это знаешь, так ведь?"

Домнин сделал шаг вперёд. Комната чуть провернулась, в щели меж потолочных плах посыпался мусор.

"Остановись, безумец, – сказал Гроздан. В голосе его было только спокойствие. Слишком много спокойствия. – Ты ведь не желаешь остаться на пороге?"