Андрей Лазарчук - Кесаревна Отрада между славой и смертью. Книга I

Он будто никогда не был на этом месте и людей видел впервые, хотя и знал откуда-то (из сна?), как их зовут и кто они такие.

– Алексей, – шепнул он так, чтобы другие не услышали. – Поглядывай на меня. Если буду делать глупости – руби. Понял?

– Хорошо, дядюшка, – тот кивнул с излишней серьёзностью, и Рогдай понял: врёт, не зарубит. В крайнем случае свяжет.

И то хорошо…

Наверное, какое-то невидимое колесо там, на том берегу, сделало круг, невидимым выступом зацепило невидимый рычаг… Венедим услышал далёкие команды, в небо взметнулись – плотной щетиной – копья с флажками, щитоносцы опрометью бросились к самому обрезу берега, под кем-то обрушилась земля, в воду полетели люди и оружие… Лучники Венедима, не дожидаясь взмаха руки командира, открыли стрельбу, целясь над самым обрезом чёрных щитов. И немедленно оттуда, из-за щитов, полетели в ответ ревущие стрелы. Ответный залп был плотен и меток, зловеще меток…

Венедим понимал: сейчас слишком многое зависит от того, выстоят ли его люди под этим убийственным потоком – или сдадутся духом. Он неторопливо стянул с плеча бесценный тисовый двуизогнутый лук, укреплённый рогом сильного лося, воткнул перед собой в землю с десяток стрел, возложил одну на тетиву и стал выбирать глазом цель. Сплошные щиты… ага, вот брешь. Он выступил из-под укрытия частокола, вмиг прицелился, отпустил стрелу в полёт – и шагнул обратно. Кто-то рухнул там, в бреши; щиты сомкнулись. Следующие стрелы он пускал наугад – так, чтобы они сами находили цель. Ревущие стрелы летели всё гуще, совсем рядом, врезались в столбы, защищавшие его, – он делал вид, что его это не касается. Одна рванула перевязь на плече, он только скосил глаза…

Его тысяча – держалась, держалась…

За рёвом чужих стрел он почти не слышал чужих барабанов, и поэтому начало штурма застало его врасплох.

Щиты местами остались стоять – по пять из каждой двадцатки? примерно так… – а прочие упали, и в бреши бешеными потоками хлынули саптахи и крайны, круглые щиты и блестящие маленькие шлемы… Все они несли с собой надутые бурдюки, по два в связке, и бесстрашно бросались в поток, и поток увлекал их налево, налево… десятками они гибли под стрелами, и в какой-то момент Венедим понял, что бросили их вперёд для того только, чтобы лучники его, забыв осторожность, начали высовываться для стрельбы по такой простой мишени… да, из-за оставшихся щитов их били прицельно, едва ли не на выбор, но уже ничего нельзя было сделать, никто просто не увидел бы его команды и уже тем более не услышал бы. Бой входил в ту стадию, когда из всех команд остаётся одна: "Бей!"

И Венедим сам решил следовать ей.

Он хладнокровно, одного за другим, сразил семерых конкордийских (или степных? кто их теперь разберёт…) лучников, излишне увлёкшихся охотой на его солдат. Да, и на том берегу брал верх азарт боя, вещь страшная, погубившая многих – но и многих спасшая, а кроме всего прочего, и неизбежная, как болезнь дождливой зимой…

Потом чужая стрела ударила его в нагрудник и опрокинула навзничь.

Когда он встал и вернулся на своё место, река была буквально запружена массой переправляющихся солдат. Он вскинул привычным движением лук – и левой руке что-то помешало. Он посмотрел. В нагруднике застрял огромный чёрный наконечник. Древко стрелы, очевидно, разлетелось в щепы. Хороший бой… Как все настоящие лучники, он презирал рамочные луки – и по той же причине опасался их. Стрела на стрелу – любой деревенщина окажется сильнее тебя…

В два удара он выбил застрявший в железе наконечник. Вновь вскинул лук. Можно было не целиться, и он, содрогаясь внутренне, стал выпускать стрелу за стрелой в кипящую брызгами людскую кашу.

Колчан опустел, но маленький оруженосец (не по возрасту, просто ростом не вышел) уже волок вязанку новых стрел. Припав к земле, он наполнил Венедиму колчан, а оставшиеся полсотни воткнул в землю – чтобы были под рукой. Побежал обратно, упал и уже не встал.

Венедим был уже как упившийся на свадьбе музыкант – ничего не слышал, никого не видел, а только играл. Он не видел того, в кого стрелял, не смотрел, попала ли стрела в цель. Пот заливал глаза.

Рука сама потянулась к мечу, когда пришло время мечей.

Драган так и не понял сути того, что с ними случилось. Первой почувствовала неладное Живана: вдруг всхлипнула горлом и уронила на настил лук. Авид бросился к ней, думал, что – долетела шальная стрела…

У девчонки были белые остановившиеся глаза. Она ничего не видела и не понимала. И тут же сам Авид стал оседать, медленно-медленно.