Генри Балмер: Ключ к Ируниуму

— Да, — подтвердила стюардесса с таким выражением, будто общалась со слабоумным. — Да, конечно, сэр.

— Фрицци никогда бы не выпрыгнула из самолета! — заявила Фрицци таким тоном, словно сама эта мысль была оскорблением для ее смертной и бессмертной души. — Конечно же, нет…

— Да она и не могла. — Капитан не желал больше слышать про выпрыгивающих пассажиров — его пассажиров! — Она где-то на борту. И если она решила над нами подшутить, то когда я ее найду…

— Если, — не особенно громко поправил Престайн. — Если она еще на борту.

С этого момента и до секунды, когда «Трайдент» легко, как перышко, коснулся земли и плавно побежал по дорожке, его внутренние помещения обыскивались, обыскивались и снова обыскивались.

Фрицци не было.

Исчезла.

Пропала.

Сгинула из числа пассажиров.

— Но ведь не могла же, — с белым, как мел, лицом произнесла Сибил, — не могла же она попросту раствориться в воздухе!

— Не могла, — подтвердил Престайн. — И все же она исчезла!

Полицейские в конце концов закончили допросы.

Репортеры убрались в конце концов восвояси. Пассажирам в конце концов было неохотно сказано, что они свободны.

В конце концов — после долгого и тягостного промежутка времени — Престайн мог перехватить немного сна. Никто не знал, куда подевалась Фрицци Апджон. Все соглашались на том, что скорее всего, так никогда этого и не узнают. Поисковые группы продолжали прочесывать трассу полета, но эта возможность выглядела маловероятной: одно-единственное тело, легкое и хрупкое длинноногое тело, падающее с неба, оставляет не так уж много для опознания. Однако, может быть удастся найти хоть что-то. Поисковики продолжали свои беспорядочные поиски. А Роберт Инфейм Престайн отправлялся спать.

Вернее сказать, он пытался заснуть. Но был, наконец, вынужден оставить бесплодные попытки и заказать у сонного портье отеля чашку кофе. Именно в такие часы — быстротечные часы больших и запутанных проблем — он начинал сожалеть, что бросил курить.

Утром, то есть уже очень скоро, так как ночь подходила к концу, ему придется встать и поспешить на выставку, где он будет вынужден со знанием дела рассуждать о реактивных двигателях, уровнях эффективности и прочих профессиональных тонкостях. Престайн вяло лежал в кресле и без воодушевления рассматривал комфортабельный номер отеля. Он чувствовал себя подавленно. Фрицци ворвалась в его жизнь, принеся с собой свежий ветер новых ожиданий — и вот теперь ее не стало. Но куда же она исчезла?

Люди не могут исчезать с самолетов — по крайней мере, не могут исчезать бесследно.

Престайн не заметил, как она встала с кресла. Его спрашивали об этом снова и снова. Нет — он не замечал, чтобы она вставала. Пытаясь сосредоточить отуманенный рассудок на минувших событиях, он лишь припоминал, как она говорила нечто легкое и маловразумительное и свои равно небрежные ответы. Но потом оба они немного вздремнули с полузакрытыми глазами, почти отрешившись от внешнего мира. Престайн не заметил, когда она ушла.

Он чувствовал, что должен что-то предпринять. Ему казалось, что все случилось по его вине. Он чувствовал — ну, признайся же, наконец, сам себе — он чувствовал за собой вину. Огромную вину.

Зазвонил телефон.

Престайн бросил в трубку «Живо!» прежде, чем успел додуматься притвориться, будто он уже спит.

— Господин Престайн? — голос был твердым, но слабым, словно его владелец был когда-то профессиональным певцом, но в расцвете своего таланта потерял владение частью голосовых связок.

— Э… да-а… кто говорит?

— Вы меня не знаете, господин Престайн. Меня зовут Маклин. Дэвид Маклин. Я должен немедленно повидаться с вами.

— Извините, но это никоим образом…

— Речь идет об, э… исчезновении молодой леди.

— Пусть так, господин Маклин. Сегодня я уже вполне достаточно говорил на эту тему. Очень сожалею. Позвоните мне утром.

Он положил трубку. Почти тотчас же телефон зазвонил снова.

Кипя от гнева, Престайн схватил трубку и прокричал:

— Послушайте! Я устал, я пережил потрясение и пытаюсь заснуть. Оставьте меня в покое, идет?

Ему ответил очень глубокий, хрипловатый горловой голос, вызывающий мысли о шампанском и ручных леопардах:

— Вы это говорите мне?

— Э… — проговорил Престайн, прочищая горло. — Прошу прощения. Я думал…

— Неважно, что вы думали, Боб — я ведь могу называть вас Боб, не правда ли? — на сей раз я вас прощаю.

— Спасибо, — ответил Престайн, как идиот.