Array Constance_Ice - Гарри Поттер и Лес Теней. Альтернативное окончание.

В солнечные погожие дни, когда надежда не оставляла его, он позволял себе поразмышлять о дальнейшей своей судьбе. Если мисс Эвергрин жива и здорова, они снова будут жить в домике на пустоши, где они со Сью так славно катались на лошадях, сидели на каменном кругу, создавали из пера феникса и орехового прутика первую палочку. Но что будет со Сью, когда она возвратится? Где будет жить после смерти отца, и кто станет о ней заботиться? Гарри узнал у Дамблдора, что у Сьюзен есть дальняя родственница, некая мисс Элеонор Ригби. Старая дева, разумеется, кем ещё можно быть с таким-то именем? Несколько раз Гарри порывался отправить ей сову и спросить, возьмёт ли она к себе Сьюзен, но ему мешала застенчивость: он не знал, с чего начать письмо совершенно незнакомому человеку.

Чем дольше Гарри был один, тем больше ему не хватало Сью, и тем чаще он думал, как она там, без него. Без него, значит, не с ним. Разумеется, Гарри понимал, что для его одноклассников не существуют эти проживаемые им зимние месяцы, что время, для него плетущееся бесконечно долго, для них стянулось в одно мгновение, но это понимание было странным – слишком абстрактным. Когда Гарри пытался вообразить себе сей временной парадокс, его, как заезженную пластинку, заедало на строчке из Гамлета: «Распалась связь времён…»

Распалась связь времён…

От трёх простых слов на душе делалось невероятно гадко. Тошно. Словно вместе со временем распадалось всё, что было для него милым и дорогим.

В придачу с каждым кругом мыслей о времени и о Сью Гарри всё сильнее ощущал ревность к Джастину – чувство, почти забытое им в средневековье, когда девушка была рядом, и вновь вырвавшееся на свободу здесь, в последний месяц достигнув наивысшей точки. Гарри представлял себе, как Сью идёт по узкой лестнице Вращающегося замка рядом с Финч-Флетчли. Для него проходили дни, тянулись недели, грозя сложиться в полгода, а для Сью всё длилось одно – нескончаемое! – мгновение, и всё это мгновение она шла под руку с бывшим соперником. И ревность внутри Гарри зажигала свои зелёные глаза, слепя разум и корёжа душу, ехидно подсовывая вновь и вновь слова Джастина, сказанные им в тот последний день:

«Я вижу – она несчастлива с тобой. Так отпусти её. Я знаю, что смогу сделать её счастливой. А ты не сможешь. Поверь мне. Я не могу тебя в этом убедить – просто поверь».

Гарри широко шагал по заметаемой снегом тропинке и стискивал кулаки. Сейчас, в воспоминаниях, эти слова резали куда сильнее, чем когда были сказаны. «Что, правда глаза колет?» - зло спросил он сам себя. Ведь Джастин во многом прав: Сью несчастна с ним. По крайней мере, в последнее время она не выглядела счастливой. Тогда он не знал, что с этим делать (или не хотел? – спросил ехидный голосок), теперь же не было никаких сомнений – только бы увидеть её вновь, он зацелует её светлые волосы, нежные руки и губы, и всё-всё изменится, исчезнет то, что их разделяло, рассеются дымом проблемы, возникшие, как теперь считал Гарри, на пустом месте.

«Я знаю, если ты поверишь мне, а ты должен, потому что это правда, ты сможешь пожертвовать своим самолюбием и отпустить её. Ты же не любишь её!»

Тогда слова Джастина больно царапнули что-то внутри, но сейчас Гарри знал: это неправда! Он любит Сью! И разговоры про жертвы и самолюбие просто оскорбительны, он никогда бы не стал удерживать при себе девушку, не любя её. Напротив… Давным-давно сказанные Снейпом слова, что чем меньше людей будут вокруг тебя, тем меньше они пострадают от угрожающей тебе опасности, вновь всплыли в голове у Гарри.

«И всё же - нет, - решил Гарри. - Сьюзен выбрала меня. Меня, а не Джастина. Она знала, что выбирает, и нечестно будет не уважать её выбор. Чем отталкивать её на основании, что рядом со мной опасно, я постараюсь защитить её. А профессор Снейп пусть бежит от жизни и себя самого, прячась за подобными рассуждениями!»

Он убыстрил шаг – впереди уже маячила деревянная крыша заведения мадам Розмерты. Снежинки тоже ускорили свой бег, торопливо сеясь на белую дорогу, жёлтое крыльцо и чёрные рукава мантии. Гарри обернулся – обратный путь таял в белёсой известковой мути, ветер усилился и начал посвистывать, а из-за края неба выползла тяжёлая туча. «Распалась связь времён», - стучало в голове. Звякнул колокольчик над дверью, и Гарри вошёл в бар.

Бар был почти пуст – три угрюмых личности сидели в углу над запотевшей бутылкой и жареной, умопомрачительно пахнущей индейкой, негромко бубня что-то. На Гарри собутыльники не обратили внимания. Юноша выбрал столик подальше от них, заказал подошедшей хозяйке две бутылки усладэля и согласился на кусок индейки, в конце концов, пить не закусывая – дурной тон, так даже Годрик не делал. Мадам его не узнала: сломанный нос и седая прядь в отросших патлах, которые Гарри так и не собрался подстричь, сильно повзрослили его. Однако, потребовать огневиски он не решился, возможно, напрасно. Первая бутылка быстро закончилась, и Гарри определённо понял, что второй ему не хватит. Пора применить полученные знания на практике, решил юноша и произнёс заклинание, должное, по его понятиям, превратить усладэль во второй бутылке во что-нибудь более крепкое. К несчастью, в последний момент он засомневался, что же именно хочет получить: шампанское, так понравившееся ему на пикнике на пляже с Валери и Глором или годриково красное вино, и скосил глаз на бутылку, из которой как раз в этот момент отхлёбывал один из троих посетителей, самый бородатый и заросший не меньше Гарри. Бородач поставил бутылку и закурил сигарету, а Гарри, воодушевлённый его примером, бодро глотнул из горлышка своей. Ой. Слезы навернулись на глаза, в нос ударил сильный хвойный запах. Интересное, однако, вышло пойло! Вроде, не очень крепкое… Симус ведь говорил, что газированные напитки не бывают крепкими.