Array Constance_Ice - Гарри Поттер и Лес Теней. Альтернативное окончание.

Букеты полетели в траву. Весна оказалась совсем рядом, окутала их обоих пряными запахами цветов, пульсировала вокруг, заставляя губы Сью порхать по его лицу, а его — бешено втягивать ее в себя всю целиком. Она была такая теплая, мягкая, ее хотелось прижать к себе так крепко, чтобы это никогда не кончилось, чтобы весенний сон продолжался и продолжался, чтобы ее веки вечно так робко подрагивали под его настойчивыми поцелуями, чтобы он все время мог чувствовать сладость ее бархатистых губ, чтобы тонкая белая кожа всегда так завораживающе пахла, когда он жадно впивался в дрожащую на ее шее жилку, спускаясь все ниже к вырезу платья, чтобы шорох шелковой накидки, тихо опадающей вниз, так же заставлял его пальцы с еще по-детски обкусанными ногтями быстро перебирать ее волосы, спускающиеся на плечи… И дальше — вниз, по ее теплой груди, своей неуклюжей и нетерпеливой рукой, дрожащей от нежности, а потом снова — вверх, пальцами ловить ее тихие вздохи и…

— Где Гарри? Эй, Гарри, мы уходим! — силуэты, мелькнувшие за деревьями, помахали Гарри и удалились куда-то влево. Гарри вздрогнул.

Первое, что он увидел, когда нехотя отстранился, был нервно вздымающийся вырез платья, неровное дыхание и выше — покрасневшая от стыда и смущения шейка, тонкая и хрупкая, порозовевшие щеки и — отчаянно влюбленные глаза.

А вторым — ехидно скривившаяся морда уважаемого профессора Зельеделия. Снейп стоял за деревьями и совершенно спокойно наблюдал за тем, что происходит на поляне, полной тяжелого сладкого запаха асфоделей и первой настоящей любви.

Гарри Поттер и лесные тениРеклама

купить

Матч должен был состояться в конце апреля. Гарри думал только о нем и с огромным трудом заставлял себя не отвлекаться на остальное. Остальным были всегдашние проблемы: возвращение, Рон, Гермиона. Малфой. Матильда не была проблемой — она была зудящей занозой. Роберт Эверетт тоже не был проблемой. Он был тайной, которую Гарри уже почти отчаялся разгадать. И еще проблемой было возвращение Салазара Слизерина. Многие друзья Гарри даже забыли о нем и думать, нередко Гарри слышал от них заявления, типа, «ну, вот он и ушел, слава Мерлину, без него куда спокойнее», и никак не мог согласиться с ними. Он знал, что Салазар вернется, не так он был прост, чтобы сдать крепость без боя, имея в руках все козыри. Тем более что, по слухам, ему чертовски везло в игре, доказательством чего служил Хогвартс.

Сьюзен не была остальным. Она была мучением, горящим в Гарри постоянно. После тех незабываемых поцелуев на поляне, полной цветов, Гарри словно бы ежесекундно ощущал ее присутствие и мучился, если ее на самом деле не оказывалось рядом. об их романе знали уже практически все (да и можно ли было им обоим скрыть отчаянно пылающие щеки после того, как Снейп отыскал их на поляне и ехидно прокомментировал увиденную им сцену посреди большого количества собеседников по дороге обратно). Но Гарри было напевать на то, что профессор все еще продолжал в его присутствии проявлять свою безразмерную язвительность. в конце концов под потолком подземелий уже были развешаны почти две сотни сушащихся букетов асфоделей с надписями «Клара Ярнли», «Невилл Лонгботтом», «Теофилус Квинтус» и т.д., и его больше нельзя было пристроить к работе лишь потому, что он, видите ли, целовался у всех на глазах. Некоторые девушки какое-то время смотрели на Гарри оскорбленно, точно он их чем-то обидел, что очень раздражало Гарри. Ему жутко осточертело то, что многие до сих пор видят в нем знаменитость с исковерканной судьбой, звезду, которую можно и восторженно обожать, и стремиться приголубить, поворковав над несчастным сиротинушкой. Гарри бесился. по его мнению, многие из этих девиц уже давно должны были понять, что он — не локхартообразная звезда, но это ничего не меняло, на него все так же, вздыхаючи, поглядывали отдельные экземпляры женского пола. Сьюзен удостаивалась с их стороны исключительно шипения сквозь зубы, презрительного сравнения с дохлой рыбой и угроз превратить в оную рыбу ее самое. Они с Гарри виделись почти каждый час, но ему этого было ужасающе мало. И когда приходилось утром брести на очередное духовыбивательное занятие или лететь на болота тренироваться перед матчем, Гарри мучился от того, что им приходится расставаться еще на какое-то время, вел себя крайне агрессивно на уроках по средневековому рукоприкладству и раздражался, видя на тренировках толпы местных колдунов и ведьм, приходящих подивиться на новую, доселе незнакомую игру. Но когда они со Сьюзен встречались, было только хуже. Запах ее кожи кружил ему голову, он чувствовал себя диким зверем, ему хотелось зарываться в ее волосы, прижимать к себе так крепко, чтобы слышать, как где-то близко-близко испуганно и счастливо стучит ее маленькое горячее сердце, но они — черт возьми! — почти никогда не бывали одни, постоянно кто-то крутился рядом, что-то писал, читал или с кем-то говорил. Гарри начал почти понимать Рона, который, несомненно, судя по его мучительно жадным взглядам, чувствовал себя так же по отношению к Матильде. Но Рон не хотел мириться, и Гарри это только бесило. Что ж, если этот дурак и дальше не хочет замечать очевидное — то, что Матильда не просто так остановила на нем свой выбор, — то это его вина. Гарри не знал даже, придет ли Рон на матч между их командой и командой Малфоя, но это занимало его мысли только до тех пор, пока они вновь не возвращались к Сью.