Пол Томпсон: Королевская кровь

— Хотя вообще-то мне хотелось бы, чтобы она отправилась с тобой, а не с Анакардайном. Думаю, в отряде верховых будет безопаснее, — сказал Кит-Канан лорду Амброделю.

Светловолосый красавец эльф мрачно кивнул:

— Как прикажешь, господин.

Лорд Анакардайн призвал к себе молодого подчиненного. Кит-Канан смотрел, как лорд Амбродель спешит прочь, и в очередной раз поразился необычайному сходству молодого генерала с пожилым отцом.

Когда гвардейцы разделились на два отряда, Пророк вернулся в Башню Сюзины, а следом за ним — несколько членов Талас-Энтии. В значительной степени пренебрегая протоколом, Кит-Канан подошел к столику, установленному у закругленной стены, и налил себе большой кубок крепкого нектара.

Сенаторы окружили его. Клованос, принадлежавший к древнему знатному роду Сильванести, начал:

— Великий, твои действия вызовут немалую тревогу Звездного Пророка.

Кит-Канан поставил бокал и жестко ответил:

— Пусть брат сам разбирается со своей совестью. А я не потерплю рабства у себя в стране.

Сенатор Клованос пренебрежительно махнул рукой:

— Это такая незначительная проблема, Великий Пророк.

— Незначительная? Когда людей покупают и продают, словно цыплят или стеклянные бусы? Ты и в самом деле считаешь это маловажным, мой господин?

Сенатор Ксиксис, наполовину Кагонести, вставил слово:

— Мы всего лишь опасаемся мести Звездного Пророка или императора Эргота, если будем дурно обращаться с теми работорговцами, которые окажутся их подданными. Наша страна еще молода, Высочайший. Если на нас нападет кто-нибудь из этих двоих, Квалинести не выстоять.

— Думаю, ты сильно недооцениваешь нашу мощь, — возразил сенатор из народа людей, Мальвик Следопыт, — и преувеличиваешь заинтересованность двоих монархов в судьбах кучки самых отвратительных негодяев, когда-либо попиравших ногами землю.

— Это дело серьезнее, чем тебе представляется, — угрюмо ответил Клованос. — Даже в Квалиносте кое-кто извлекает выгоду из этой торговли живым товаром.

Кит-Канан резко обернулся, и подол его мантии взвился вокруг щиколоток.

— Кто осмеливается на это вопреки моим эдиктам? — требовательно спросил он.

При виде внезапного гнева Пророка Клованос побледнел, отступил на несколько шагов и, запинаясь, выдавил:

— Ваше Величество, многое услышишь в тавернах, в храмах. Это молва. Темные, неясные намеки.

Ксиксис и Иртения, сенатор Кагонести, которая по-прежнему с гордостью носила на лице краску, обычную среди ее диких родичей, ступили между Кит-Кананом и растерянным Клованосом. Иртения, чей блестящий ум и резко отрицательное отношение к рабству сделали ее доверенным лицом Пророка, заявила:

— Клованос прав, Величайший. Кое-где в городе деньги переходят из рук в руки, при этом кто-то приобретает влияние, а кто-то продает за границу рабов.

Кит-Канан, вытащив из длинных волос золотую застежку, запустил пальцы в светлые пряди.

— Этому не будет конца, так ведь? — устало произнес он. — Я пытаюсь дать народам новую жизнь, но старые пороки возвращаются и преследуют нас.

Мрачное замечание повисло в воздухе, словно клуб темного дыма. Смущенные Клованос и Ксиксис первыми покинули зал. За ними последовал Мальвик, высказав несколько слов в поддержку точки зрения Пророка. Сенатор-полуэльф Харплен, который говорил редко, вышел вместе с Мальвиком. Осталась только Иртения.

С громким топотом и криками два отряда гвардии Солнца покинули площадку. Кит-Канан наблюдал из окна за тем, как его воины потоками направляются по мостам к сторожевым башням и затем вниз, в город. Он искал взглядом Верханну, но не заметил ее.

— Моя дочь отправляется вместе с гвардией, — произнес монарх, стоя спиной к женщине Кагонести. — Это будет ее первая битва.

— Сомневаюсь, — решительно возразила Иртения. — Никто из твоих близких не может сказать, что ему незнакомы битвы. Единственное, чего я не понимаю, — это почему ты не отправишь с ними и своего сына. Ему, этому мальчишке, пошло бы на пользу несколько суровых уроков.

Кит-Канан покатал в ладонях бронзовый кубок, согревая находившийся в нем нектар.

— Ульвиан опять ушел со своими друзьями. Не знаю куда. Может быть, снова мертвецки напивается или проигрывает в кости последнюю рубашку. — В голосе Пророка звучала горечь, в углах рта образовались морщинки. Он отставил в сторону кубок. — Улли сам не свой со смерти Сюзины. Они с матерью были очень близки.

— Отдай его мне на полгода, и я его исправлю!